Куинн Фосетт - Братство Майкрофта Холмса

— Вижу, ты обидчивый парень. Но с таким стреляным воробьём, как я, эти штучки не пройдут.

— Да уж конечно, — ответил я, стараясь показать, насколько он задел моё достоинство своим недоверием. — Так о какой комнате вы говорили?

— Поднимись по лестнице; последняя дверь слева, в самом конце зала. — Он обтёр руки отвратительным, засаленным до черноты передником. — Если у тебя найдётся ещё десять пенсов, можешь получить к чаю тосты с сыром и ножку цыплёнка.

Он заломил очень высокую цену, и мы оба об этом знали.

— Спасибо, лучше я попозже выпью в пивной стаканчик вина, — ответил я.

— Устроишься сам, — сказал хозяин, кивнув.

Комната, отведённая мне, оказалась крохотной и очень сырой. Я даже подумал, что под расхлябанной кроватью вполне могут расти грибы. Единственное высокое, мутное от грязи окно выходило в узкий двор гостиницы. Несколько зданий тесно сплотились вокруг, отчего вид из окна больше напоминал тюремный дворик, чем место, где разгружаются повозки с припасами. Во двор вёл узкий проулок.

До чего неприятное место, подумал я, оглядев двор.

Выложив своё скудное имущество из саквояжа, его было как раз столько, чтобы с первого взгляда стало ясно, что я отношусь к числу обитателей низшего слоя общества, я поспешно вышел на улицу и направился к гостиницам, окружавшим Высокий суд Великобритании.

Именно так мне следовало поступать, чтобы соответствовать образу человека, который разыскивает юриста, не слишком ограниченного рамками морали. Тяжесть пистолета, лежавшего в заднем кармане, непрерывно напоминала о моей цели. Прошатавшись больше часа в местах, где мне надлежало проводить свои поиски, я с унылым видом вернулся в «Бильбоке».

При гостинице был небольшой обеденный зал, который правильнее было бы назвать пивной. Я вошёл туда и огляделся в поисках умеренно тёмного угла, откуда я мог бы наблюдать за окружающими и одновременно демонстрировать, насколько велико охватившее меня отчаяние.

За пенс хозяин налил мне стакан отвратительного джина. Я уселся подле камина и ссутулился, задумавшись о том, что трудно найти напиток, который вызывал бы у меня большее отвращение, чем тот, что плескался в моём стакане. По крайней мере, если я не поспешу выпить его, хуже не будет.

День клонился к вечеру, и в пивной стал собираться народ. Самый зловещий вид был у долговязого старьёвщика. Он обвёл зал взглядом, сразу исключив меня из числа возможных клиентов, заказал кружку пунша и, перекинувшись несколькими словами с хозяином, принялся потягивать спиртное.

Тем временем стемнело и зажгли лампы. Пивная была полна, и хозяин выкатил новую бочку эля. Судя по запаху, он не превосходил качеством мой джин. Следующие два часа я наблюдал за тем, как окружающие становятся всё веселее и веселее; никто не был похож на злодея, готовившегося свергать правительства европейских государств.

И вдруг порог переступил ещё один человек. Я не мог бы уверенно сказать, чем он привлёк внимание, что указало мне на его злобную сущность, но мне почудилось, что он вышел из своей собственной тени, окружавшей его плотной и зловещей завесой. Выбрав столик неподалёку от камина, он поднял руку и позвал:

— Хозяин! Мой портвейн.

Хозяин ответил кислой улыбкой, но поспешил выполнить заказ. Сняв с полки бутылку, он до краёв налил вино в большой чистый стакан и сам отнёс его посетителю — любезность, явно необычная для этого заведения. Я заметил, что, когда он ставил стакан на стол, его рука дрожала.

— Хорошо, Холт, — сказал зловещий посетитель, вручая хозяину крону. — И не тревожьте меня, пока я вас не позову.

— Очень признателен вам, мистер Викерс, — с поклоном ответил Холт и сразу отошёл.

Я успел заметить, что хозяин прятал полученные деньги с необыкновенным проворством, но на сей раз он взял монету с таким видом, будто боялся обжечь пальцы. Он поспешно укрылся за стойкой, а хриплые голоса, непрерывно звучавшие в пивной, постепенно стихли.

Викерс не показывал виду, что замечает реакцию, вызванную его появлением. Он спокойно сидел и неторопливо потягивал свой портвейн, устремив взгляд в пространство. Я видел, что он незаметно поглядывает на дверь, словно ожидает кого-то. Я не хотел, чтобы кто-нибудь заметил мой интерес к нему, и поэтому прикинулся пьяным, бросая бессмысленные взоры единственным глазом во все стороны.

Вскоре пивная опустела: лишь двое пьяных извозчиков спорили из-за заказов: склонившись над стойкой, за лучшим столом перед камином сидел Викерс, да я дремал у огня, скорчившись над стаканом омерзительного джина. Ждать мне было трудно из-за ощущения ужаса, порождённого этой фигурой, и ясного понимания того, что он наблюдает за мной. Я чувствовал, что униженность — качество человека, которого я изображал, окутывает меня, как тонкая липкая вуаль.