Пархомов - Без названия

- Лейтенант... - Костя Арабаджи покачал головой.

- Вижу, вижу... - Гасовский усмехнулся. - Итак, все согласны? В таком случае...

Луны, к счастью, не было. Над румынскими окопами изредка взмывали ракеты и, отяжелев, заваливались в темноту. Осыпаясь, сухо шуршала земля. Ползти приходилось медленно, осторожно, задерживая дыхание. Их было пятеро: Гасовский, Белкин, Сеня-Сенечка, Костя Арабаджи и он, Нечаев. Они рассчитывали только на себя.

По прямой до румынских окопов было метров шестьсот - за три минуты добежать можно, а ползти пришлось больше часа. И еще столько же времени ушло на то, чтобы вдоль проволочных заграждений добраться до отдельно стоящего дерева, которое виднелось слева. По словам наблюдателей именно оттуда, из кустарника, румынские пулеметы вели кинжальный огонь.

Но в тот раз им не повезло.

Нечего было и думать о том, чтобы преодолеть проволочные заграждения без ножниц. К тому же румыны бодрствовали. В одном из окопов играл патефон и ходили по кругу солдатские фляги. Солдаты, должно быть, справляли какой-то праздник.

Хриплый патефонный голос лихо, с придыханием, выкрикивал: "Эх, Марусечка, моя ты куколка..." Песня задушевная, русская. И потому, что это была русская песня, на которую румыны, казалось, не обращали внимания, были слышны громкие голоса и смех, - сердцу становилось больно.

А веселью не было видно конца. И Гасовский, приподнявшись на локте, взмахнул фуражкой: "Давай назад!.." Когда же Костя Арабаджи вытащил гранату, лейтенант на него зашипел: "Ты что? Всю кашу испортишь".

И они поползли назад несолоно хлебавши. Метров через двести скатились в снарядную воронку и пере вели дух. Ничего, визит придется повторить, только и всего. Быть может, даже завтра.

- Зашмеют хлопцы... - прошепелявил Костя Арабаджи.

- Ничего, хорошо смеется тот, кто смеется последний, - парировал Гасовский. - Надо уметь смеяться, мой юный друг.

Еще через ночь им повезло. Ничейную землю они преодолели без приключений. Местность была знакома, все отрепетированно... Перевернувшись на спмну, Нечаев защелкал ножницами. В проход, извиваясь, полезли Костя Арабаджи и Сеня-Сенечка, не отстававший от него ни на шаг, а позади сопел Яков Белкин.

Патефон уже не играл. Солдаты спали. Часовой сидел на патронном ящике и, стараясь разогнать сон, что-то бормотал под нос. Когда Костя Арабаджи прыгнул ему на спину, тот только вскрикнул и захрипел.

- Давй! - Гасовский метнулся в темноту. - Быстрее...

Пулеметы торчали над бруствером. Возле них никого не было. Нечаев схватил пулемет и поволок его по земле. Оглянувшись, он увидел, что Сеня-Сенечка возится со вторым пулеметом.

- Тяжелый...

- Яков, помоги ребенку, - шепотом сказал Гасовский.

И тут из окопа высунулась чья-то голова. И оцепенела. Румын смотрел на Гасовского. Опомнившись, он потянулся к пистолету. Но выстрелить не успел. Прежде чем он поднял руку с пистолетом, Яков Белкин обрушил на него свой пудовый кулук.

Все произошло в одно мгновение.

- Этого прихватим с собой, - Гасовский жарко задышал в лицо Белкину. - Давай я прикрою отход...

Сняв ремень, Белкин связал румыну ноги. Носовых платков у Белкина отродясь не было, и он засунул пленному в рот свою бескозырку. Невелика птица, потерпит. А цацкаться с ним нечего.

Обратный путь они проделали вдвое быстрее.

Когда они очутились в своем окопе, Гасовский тихо рассмеялся. Вот и все. Вы что-то хотели сказать, мой юный друг?.. Лейтенант ласково пнул ногой трофеи и уставился на пленного. Два пулемета да еще пленный в придачу. Это вам не фунт изюму.

Пленный, которого Белкин бережно положил на землю, только теперь очухался и замычал.

- Ого... Братцы! - Лейтенант выпрямился. - А вы знаете, кого приволокли? Да это же господин офицер. Нехорошо, - Гасовский повернулся к Белкину и покачал головой. - Нехорошо, Яков. Господа не любят такого обхождения. С ними надо вежливо, осторожненько... И где ты воспитывался?..

- Так я же легонько...

- Ты, стало быть, больше не будешь? - Гасовский Рассмеялся. Слышали, братцы? Яков обещает. Простим его на этот раз, а?..

Пленный, казалось, силился что-то сказать.

- Хорошо, послушаем... - произнес Гасовский. - Яков, помоги своему креснику.

Белкин наклонился над пленным и вытащил у него изо рта свою бескозырку.

- Вот чертяка... Кусается, - Белкин встряхнул кистью.

- Пусть, пусть кусается, - почти умильно произнес Гасовский. Он смотрел на пленного. - "Ах, попалась, птичка, стой, не уйти из клетки..." Так, кажется, поется в детской песенке?