Пархомов - Без названия

Один из них, губастый парень с рукой на перевязи по прозвищу Кореш, рассказывал потом Нечаеву и Косте Арабаджи:

- Кто я теперь? Пехота... То ли было на батарее! Житуха... Железобетон, электричество, библиотека... Подача из погребов производилась автоматически, как на линкоре, только поспевай заряжать. И такую красавицу подорвали. Эх!..

Он отвернулся, чтобы не расчувствоваться, и встретился взглядом с Гасовским.

- Ладно, хватит тебе разводить сырость, - сказал Гасовский, у которого тоже было муторно на душе. - А мы, думаешь, даром едим хлеб? - Он принялся считать, загибая непокорные пальцы. - Кого мы только не брали! Охотничий полк третьей румынской дивизии - в дребезги, - раз. Шестой гвардейский - два. Стрелковый полк "Михаил Витязу" - три. А ты говоришь пехота! Да мы тут все с кораблей. Сами пошли в пехоту, добровольно.

- Истинно, - поддержал его Костя Арабаджи. - Не дрейфь, браток. И в пехоте воевать не грех. Ты вот на меня посмотри. Знаешь, кто я такой? Ты "Листригоны" товарища Куприна читал? Так это же про меня, я тоже балаклавский...

- Так-таки про тебя, - усмехнулся Нечаев. - Тебя тогда еще на свете не было.

- Ну и что? Мой батя тоже рыбачил. И дед. И это все мое, - он широко повел рукой. - Земля, лиманы, море... И что про них написано, то, стало быть, и про меня. Уразумел?

- С нами не пропадешь, браток.

- Не пожалеешь, - сказал Сеня-Сенечка.

- Слыхал? - Костя Арабаджи снова повернулся к комендору. - Спасибо скажешь...

Он снова шепелявил - в рукопашной ему выбили зуб - и говорил мягко, как настоящий одессит: "слушяй", "рюка", "шюба"... И картинно сплевывал в сторону. Коль скоро их отвели на отдых, то он, Костя Арабаджи, имеет законное право делать и говорить все, что ему заблагорассудится.

Было жарко, Нечаев сгреб руками охапку сена и понес ее под навес. В затишке на лемехе ржавого плуга сидел петух. Гасовский брился осколком зеркала. Скоро должны были привезти в термосах обед. Благодать! Вот только письма не приходили и писать было незачем.

3

Это только на штабных картах, утыканных разноцветными флажками, фронт четко обозначен синими и красными линиями, тогда как на самом деле он пунктирен, прерывист, и то пропадает в непролазной чаще лесов, то теряется в кустарниках, над которыми роятся болотные комары, то, словно невод, тонет в глубоких озерах и реках. Так называемая линия фронта не всегда видна глазу, и бывалому солдату ничего не стоит через нее перейти.

Нечаев вскоре получил возможность убедиться в этом на собственном опыте.

Случилось так, что с легкой руки лейтенанта Гасовского все они неожиданно стали разведчиками. Это только в мирное время люди редко меняют профессию. Токарь на всю жизнь остается токарем, а тракторист трактористом, если, разумеется, любит свое дело. А на войне не так. У войны своя логика. Недаром же говорится, что война всему научит.

Как бы там ни было, а они вскоре из пехотинцев превратились в разведчиков, и это рискованное дело стало для них привычным, будничным, словно они были для него рождены и всю жизнь только то и делали, что ползали по-пластунски, преодолевали минные поля и проволочные заграждения, чутко вслушиваясь в привычные и незнакомые звуки войны.

Но именно потому, что они стали разведчиками, им теперь приходилось воевать уже не столько днем, сколько ночью. "Дело это темное", - как сказал однажды Костя Арабаджи.

А началось все в тот душный августовский вечер, когда южные звезды были низкими и спелыми, как вишни, - казалось, достаточно протянуть руку, чтобы сорвать их, а темнота бархатно-мягкой. Стоя навытяжку перед командиром полка, который пришел к ним, Гасовский тогда мечтательно произнес:

- Нам бы парочку пулеметов!..

- Еще чего захотел, - хмуро ответил полковник. - И не проси. Нет у меня для тебя пулеметов. Нету!..

- А я и не прошу... - Гасовский обиделся. За кого его принимают? Он тоже с понятием. Есть пулеметы.

- Где?

- У них, - Гасовский кивнул в темноту.

- Это другое дело, - полковник сразу оживился. - Если ты считаешь, что у них естьлишние пулеметы, то... - он хтро прищурился. - Но мне почему-то кажется, что они свои пулеметы тебе добровольно не отдадут. Сначала разведать надо.

- Ясно! - Гасовский красивым выверенным движением поднес рука к лакированному козырьку и резко опустил ее. - Разрешите действовать?

Его никто не тянул за язык. Но отступать было поздно. И он принялся обмозговывать предстоящую операцию. Кто пойдет сним? На добровольных началах. Неволить он никого не будет.