Ростислав Самбук - Взрыв

— Эх, Гаврила Климентиевич! Гаврила Климентиевич! — с горечью сказал Дробаха. — Наверно, в одном вы только правы, что когда-то честно жили и честно работали, люди уважали вас, а начальство ценило, даже главком руководить доверили. И так споткнуться! Ну скажите мне: почему? Денег вам не хватало? Двое детей у вас, тянут деньги, что ли? У меня тоже сын студент, конечно, не на все хватает, да и разве может хватить на все? — Он смотрел Татарову в глаза и вдруг увидел, как смягчились и посветлели они. Подумал, что сумел хоть немного растопить его сердце и этот ершистый человек еще не совсем очерствел, но, оказалось, попал впросак, ибо Татаров, расправив спину, ответил категорично:

— Я попросил бы вас не разговаривать со мною так. Вы оскорбляете меня, и не только меня, а и учреждение, в котором имею честь работать.

— Ладно, — махнул рукой Дробаха, — не хотите, не надо. Но сказать вам, сколько получали преступники и проходимцы за вагон алюминиевого листа?

— Какие преступники и проходимцы? — удивился Татаров так искренне, что понравился сам себе.

— От которых вы получали взятки, гражданин Татаров.

— Вы с ума сошли!

— Да нет, Гаврила Климентиевич. Мы устроим вам очные ставки, предъявим другие доказательства…

— Нет, — ответил Татаров убежденно, — такого быть не может.

— Однако было, гражданин Татаров. Кстати, каждый вагон давал им чистой прибыли около ста тысяч рублей. А сколько платили вам?

Желваки опять проступили на лице Татарова.

«Копейки, — хотел ответить, — мизерию…»

Мерзавцы проклятые! Действительно, они бросали ему объедки, даже его белая «Лада» — мелочь, ерунда, а знать бы — и лежало бы у него сейчас на книжке…

А он радовался кожаному пальто, парфюмерии для Клары…

— Сто тысяч за вагон алюминиевого листа? — разыграл искреннее удивление. — Да какой дурак станет платить такие бешеные деньги?

— Ваш алюминий шел на кровли в Прикарпатье.

— Не может быть.

— Факт остается фактом. А лист заводу выделяли вы.

Лицо у Татарова вытянулось, и Дробаха впервые подумал: а если они ошибаются и этот Татаров попал в историю из-за собственного недомыслия?

— Вот оно что! — воскликнул Татаров. — Теперь я припоминаю. В самом деле, мне давали на подпись такие бумаги. Но кто мог подумать? Готовил их начальник отдела нашего главка товарищ Гудзий. Порядочный человек, старательный, исполнитель. Никто о нем не скажет ничего плохого.

— О Гудзии мы еще поговорим, — пообещал Дробаха. Все же мысль о том, что перед ним не закоренелый преступник, а халатный работник, до некоторой степени изменила его отношение к Татарову. — Нам известно, вы все время жаловались на безденежье — и вдруг приобрели «Ладу». Именно в то время, когда начались поставки алюминия тому заводу.

Татаров не задумался ни на мгновение. Все ответы на подобные вопросы были у него продуманы и взвешены до последнего слова.

— Одолжил, — ответил, — на машину я одолжил. Но, к сожалению, ее уже нет.

— Как? — удивился Дробаха, потому что это было для него новостью. — Говорят, вы так радовались машине.

— Должен был вернуть деньги. Когда одалживал, договорились, что буду отдавать по частям, думал, в крайнем случае, смогу переодолжить, а пришлось возвращать срочно.

— И у кого вы одолжили? — не без иронии спросил Дробаха. Он уже сообразил, что Татаров ловко дурачит его, и устыдился своего легковерия.

— У одного знакомого.

— Можете назвать фамилию?

— Это вам ничего не даст. Тому человеку затем и понадобились деньги, что уезжал. За границу…

— Вот оно что! — Дробаха внимательно посмотрел на Татарова. «Ишь ты, — подумал, — крепкий орешек, и разгрызть будет не так уж просто!» — За границу, говорите? Это вы неплохо придумали.

— Я просил бы вас, — сказал Татаров тоном, не допускающим возражений, — обойтись без оскорблений.

— Конечно, — вздохнул Дробаха. — Ну что ж, будем считать, что откровенный разговор у нас с вами не получился, просто обменялись мнениями, как говорят опытные дипломаты. — Сделал несколько шагов, махнул рукой, и чуть ли не сразу в калитке появились оперативники. Оглянулся на Татарова: — Придется прибегнуть к мерам, предусмотренным законом. Сейчас мы пригласим понятых и сделаем у вас обыск. Вот постановление, прошу ознакомиться.

Но Татаров даже не посмотрел на документ. Стоял, держась правой рукой за яблоневую ветку, отчужденный и будто лишенный всех чувств, не видел и не слышал ничего, смотрел остекленевшими глазами поверх Дробахи, словно ему было безразлично, что с ним произойдет… И действительно, Татаров, на какой-то момент совсем реально ощутил, что прекратил существование, вроде бы растворился и исчез, потому что все погибло, пропало, взорвалось, а значит, нет больше человека со сложившимися привычками, вкусами, требованиями, вместо него появилось совсем новое существо, только внешне похожее на Татарова, существо, к тому же не принадлежащее самому себе, а целиком зависящее от других — от их капризов, настроений, характеров, и так будет тянуться долго- долго. От этого стало страшно, мороз пошел но коже, и Татаров подумал, что лучше было бы покончить с собой, но теперь не мог совершить даже этого, потому что перестал уже быть человеком, а стал преступником, теперь — представлял себе это ясно и четко — не мог даже шагу вольно ступить.