Они одновременно и облегченно вздохнули, оставшись наконец одни, сели на ближайшую лавку, положив головы друг другу на плечи. Потом им также одновременно вдруг захотелось есть. Подскочили, испытывая нечто вроде лихорадки, забежали в ближайшую пельменную. И ели, ели, махнув на диеты, выбирая себе новые и новые блюда. А добравшись до своей квартиры, завалились спать и проспали около суток, пока им в дверь не позвонили. Света посмотрела в глазок и увидела участкового, рядом с которым была еще парочка молодых в штатском.
— Это вы уезжали сегодня ночью вместе с Родионом Малютиным из клуба «Золотой глобус»? — спросил он.
Померанцев ждал у себя Геру, когда ему позвонил первый заместитель генпрокурора Анисимов.
— Валерий Александрович, поднимись ко мне, есть разговор…
Сергей Афанасьевич Анисимов — пожилой, с роскошной седой шевелюрой — молча кивнул, указал на кресло, пододвинул несколько свежих номеров газет, среди которых были «Российские ведомости».
— Читайте… Там и там, на первой полосе. Заявление видных деятелей культуры в защиту бизнесмена Разумневича.
Валерий пробежал по диагонали, выделив для себя пару фраз.
«…обращает на себя внимание сам факт зондирования общественного мнения с помощью утечки информации о якобы выписанном ордере на арест этого известного предпринимателя, покровителя искусств и мецената, организованной, судя по всему, самой прокуратурой. Не сделан ли здесь расчет на искусственное подогревание интереса публики к этому грубо состряпанному делу? И не вызвано ли это шаткостью обвинения, готового восполнить недостаточность аргументации настроем общественности, что невольно вызывает в памяти печальные реалии 37-го года».
Валерий отложил газету, пожал плечами.
— Что скажете?
— Ничего. В смысле, ничего удивительного, если властители дум нас обвиняют в недостаточности аргументации, хотя сами охотно и постоянно этим пользуются… — Валерий кивнул на газеты. — Упреждающий удар. Прием давно известный. Подозреваемые заранее подготавливают общественное мнение к тому, что позиция обвинения является шаткой… И если дело в самом деле развалится… На моей памяти, Сергей Афанасьевич, такое было уже не раз и не два, там, где я прежде работал. Первый раз нам было указано промолчать, второй раз мы проглотили, потом стоически обтекали… Кстати, автора этой статьи мы уже пригласили по повестке и ждем у себя минут через сорок.
— А зачем он вам нужен? Хотите разрастания скандала? Завтра же он напишет в своей газете, как вы ему угрожали, принуждали к даче недостоверных показаний.
— Кажется, я догадываюсь, — помедлил с ответом Померанцев. — Вы меня вызвали, чтобы сообщить о необходимости приостановить это скандальное дело?
Сергей Афанасьевич развел руками, одновременно показав на потолок.
— Лучше дело закрытое, чем разваленное, — сказал он негромко.
— А Константин Дмитриевич знает?
— Еще нет, но тоже узнает. Он сейчас в Чечне, у него там напряженная и опасная работа, и будет лучше лишний раз его не беспокоить. А еще лучше, если узнает об этом от меня, а не от вас.
— Иногда мне кажется, что иные дела для того и открывают, чтобы потом с шумом и скандалом их закрыть, — холодно сказал Померанцев. — К вящей пользе, пиару и рекламе для незаслуженно обиженного клиента, это дело заказавшего…
— Вы понимаете, что говорите? — поднял брови хозяин кабинета.
— Я вовсе не утверждаю, что это тот самый случай, — продолжал Померанцев с каменным лицом. — Наверно, Разумневич со своими адвокатами увидели шаткость обвинения.
— Ив чем же?
— В оглядке на высокое начальство. В нашей нерешительности, связанной с политической целесообразностью.
— Что делать? — развел руками Анисимов. — К сожалению, мы живем в переходное и потому неопределенное время и служим несовершенным законам. И должны не забываться: мы не только служители закона, но и граждане России и не всегда имеем моральное право раскачивать ситуацию, не задумываясь о последствиях. Нельзя настаивать на букве закона в ущерб его духу.
— Пока что больше получается наоборот… — заметил Померанцев.
— В таких случаях я всегда вспоминаю один прецедент, — сказал Анисимов. — Кстати, чай будете? Или кофе? А то я даже не предложил.
— Спасибо. Так что за прецедент?
— В одной из американских тюрем приговоренный к смерти покончил с собой, приняв яд. Его откачали в реанимации, но потом посадили на электрический стул, поскольку именно такой способ умерщвления был записан в приговоре. Это я всегда вспоминаю как пример приоритета буквы закона над духом. Нам сейчас не нужны общественные потрясения. Их и так хватает. Поэтому дело Разумневича следует отложить до лучших времен. Это мнение не только мое…
Читать дальше