Фридрих Незнанский - Инкубатор для шпионов

Турецкий посмотрел на Студня. С его точки зрения, Студень был большой ученый. Турецкий рассказал ему о своих сомнениях. Студень выслушал с интересом. Но Студень был еще и занятой человек. И он сказал:

— Александр Борисович, тут я вам не советчик. Вам нужно обратиться к Терехову.

— А кто это?

— По образованию он психолог. Но в настоящий момент — исследователь паранормальных явлений. Величина. Большой авторитет, к нему в Европах прислушиваются. Дать телефончик?

Турецкий вздохнул:

— Почему бы и нет?

Правда, на встречу с «исследователем и величиной» времени у него сейчас не было. Выйдя из ЦСЭ, Турецкий позвонил Грязнову, чтобы узнать новости о Стасове. Но и тут его поджидала неприятная неожиданность.

— Саня, он удрал, — сказал Грязнов неприятным голосом. — Удрал из психушки.

— Стасов? — переспросил Турецкий, надеясь, что он чего-то не понял.

— Ну да.

— Как же ты это допустил?

— А что я должен был делать?! Лично его караулить? Там решетки на окнах. Охрана возле дверей. А в комнате его нет. Как он ушел — уму непостижимо!

— А как он появился?

— Лег на обследование — и все. Ему понадобилась справка, что он не псих. Ну а у меня там информаторы есть. Как только фамилия засветилась, мне сразу стуканули.

— Где — там? Где он лежал?

— В Институте Сербского.

Турецкий сообразил.

— У этого твоего Артура Альбертовича?

— Альберта Артуровича.

— Один хрен. — Турецкий помолчал. — Слава, я, кажется, понял смысл того, что он делает. Это демонстрация. '

— Какая там еще демонстрация…

— Стасов нам показывает, что он может. Он специально подставился, потом намеренно исчез.

— Чушь какая-то.

— Нет, не чушь.

— Тогда зачем ему это надо?

— Наверно, хочет, чтобы его воспринимали всерьез.

— Куда уж серьезней, — вздохнул Вячеслав Иванович. — Нас скоро поснимают всех.

— Говори от своего имени, — порекомендовал Турецкий.

Он выключил телефон и поехал домой, чтобы в спокойной обстановке написать доклад президенту о том, что происходило последние несколько дней: как он искал Мелешко и в каком виде в конце концов нашел.

Хотя мысленно все время возвращался к Стасову. Он сказал Грязнову то, что думал: Стасов хочет, чтобы его принимали всерьез. А зачем? Если бы он был какой-то важной шишкой, потерявшей свои посты и влияние, — все было бы ясно. Так нет же. Тогда остается одно: он хочет донести какой-то, как сейчас принято говорить, мэсэдж.

После обеда Александр Борисович, обдумывая ситуацию, решил, что в рапорте, который он почти закончил составлять, надо честно упомянуть, что в результате, мягко говоря, не блестящей операции им было утеряно табельное оружие. Семь бед — один ответ. Для президента его пистолет — ерунда, он на это и внимания не обратит. Зато потом такой умелый бюрократический ход может его защитить от служебных неприятностей.

Рапорт был почти готов. Оставалось только вызвать курьера, и можно было возвращаться к своим прямым обязанностям. Уместно было, наконец, отчитаться перед генеральным — где был и что делал. Причем так, чтобы шеф почувствовал себя сопричастным к успеху (обнаружение Мелешко) и непричастным к неудаче (обнаружение Мелешко в виде хладного трупа). Ну и, конечно, пора снова заняться Стасовым. Вернее, по сложившейся традиции, его отсутствием.

Турецкий снял рубашку и бросил ее в пластиковый короб с грязным бельем. Принял душ и надел синюю. Немного подумал и надел пустую кобуру. Привычка — вторая натура, ничего не поделаешь. Галстук надевать не стал. Не успел накинуть легкий льняной пиджак, как из комнаты вышла жена.

— Подожди, Саша, вот возьми…

И Ирина Генриховна протянула ему кобуру. Другую кобуру.

У Турецкого их было две — рыжая и черная. И в той кобуре, которую протягивала жена… лежал пистолет.

— Где ты его взяла? — сказал Турецкий нетвердым голосом.

— Кого — его?

— Макаров!

— Пистолет? Что за глупости? Я его не трогала.

— Откуда же он тут взялся?! — Турецкий вытащил пистолет из кобуры, проверил обойму — так и есть: не хватает только двух патронов. Бог все-таки есть, несомненно. И что самое главное, он определенно юрист!

— Он тут и лежал. Просто я вчера вечером повесила тебе на стул черную кобуру, а рыжую…

— Коричневую!

— А рыжую, — упрямо повторила жена, — убрала в шкаф.

— Господи! Почему?

— Как — почему? — начала терять терпение и Ирина Генриховна. — Как это почему?! К белой рубашке больше подходит рыжая кобура. Вот я и поменяла. А с синей рубашкой черная действительно хорошо смотрелась. Тут ты был прав. Когда ты прав — ты прав, я же ничего не говорю.