Турецкий дослушал подробное объяснение, думая, что, родись пацан на восемьдесят лет раньше, непременно стал бы тимуровцем. Итак, дом Егорова занимает новый хозяин, и он из Москвы. Оч-чень интересно… Турецкий достал из бардачка «сникерс» и протянул через открытое окно:
— Держи, заработал.
Турецкий точно следовал инструкциям и старался не наехать на расхаживавших по краю дороги кур.
Семнадцатый дом стоял в сотне метров от речки, просматривавшейся сквозь густо заросшие травой деревья сада, и выглядел обычным деревенским домом, похожим на сотни других: срубленный из дерева, в один этаж, с выцветшей от дождя и времени шиферной крышей, со ставнями на окнах. Дверь дома была приоткрыта, рядом с ней на невысоком крыльце стояло ведро. Турецкий, осмотревшись и не обнаружив в поле зрения хозяина, потрогал калитку. Она оказалась запертой. Правда, примитивным способом — на щеколду. Турецкий открыл ее и двинулся по выложенной камнем дорожке к крыльцу.
Это хоть и был далеко не особняк обеспеченного москвича, но во всем вокруг чувствовалась заботливая рука хозяина — от свежевыкрашенного заборчика до аккуратно подстриженной вокруг дома травы и вымощенной плиткой дорожки. Висевший у двери китайский колокольчик заставил сдержанно улыбнуться. И тут же появилось чувство, что он в одном шаге от цели.
Он позвонил в колокольчик и, не дождавшись ответа, сделал этот шаг.
Из дома выскочила рыжая, как огонь, кошка и прошмыгнула у него под ногами. От неожиданности Турецкий отступил назад и в сторону — и сбил ведро. Оно с грохотом полетело вниз по ступеням.
— Кто там?! — донесся из-за дома, со стороны сада, сильный мужской голос.
А в следующее мгновение показался и его обладатель — высокий плотный мужчина в камуфляжных штанах и куртке, с детским пластмассовым ведерком в одной руке и маленькой лопаткой в другой. Он приближался шагами уверенного в себе человека, и чем ближе подходил, тем быстрее таяла вспыхнувшая было у Турецкого надежда на успех. Мужчина был старше Мелешко — ему было явно за пятьдесят. И совершенно иной наружности: густая шевелюра блестела от обильной седины, на носу неуклюже сидели старомодные очки в роговой оправе, мощный подбородок венчала шкиперская бородка. И на его армейского друга не тянул. Армейский друг должен быть ровесником.
Человек приблизился вплотную, изучающе-придирчиво посмотрел на гостя.
— Чем могу служить? — Голос его не изменил интонаций.
— Я, похоже, ошибся адресом, — с разочарованием, которое и не нужно было изображать, сказал Турецкий. — Вы здесь живете?
— Это мой дом. А вы кто такой? — Дружелюбия в нем не было ни грамма.
Делать было нечего, и Турецкий протянул хозяину свое удостоверение.
Тот, прочитав, не удержался, присвистнул.
— Что же, если не секрет, привело в наши края столичного Шерлока Холмса? — Голос смягчился, приобрел добродушные нотки. — А я уж подумал, кто-то из местной пьяни в дом забрался. Они это практикуют, когда трубы горят. Да… Федор Афанасьевич Мостовский. — Он протянул свою огромную пятерню.
— Да какой уж теперь секрет. — Турецкий ответил на пожатие и, хотя сам не жаловался на крепость рук, оценил силу мужчины. — Ищу одного человека, а его давний армейский друг жил в этом доме.
— Из местных был, что ли, этот армейский дружок? — уточнил новый владелец дома.
— Из местных. Я так понял, вы поселились здесь после его смерти?
Федор Афанасьевич пожал плечами:
— Я этой истории не знаю, да, честно признаться, и не интересовался. Мне понравилось место. Тут, знаете ли, превосходная рыбалка. А воздух! Узнал у местных властей, можно ли пробрести здесь недорогой домик, и мне указали на этот. Вот, собственно, и вся моя скромная история.
Турецкий взглянул на ведерко и лопату в его руках.
— На рыбалку собрались?
— Угадали. Ходил червей копать. — Федор Афанасьевич поднял ведерко, демонстрируя чернозем и копошившихся в нем красных дождевиков. — А вы любитель?
— Можно и так сказать.
— Так составьте компанию. Мне, старику, веселее будет.
— Ну это вы преувеличиваете, Федор Афанасьевич. До старика вам еще о-го-го.
— Все равно оставайтесь, — продолжал настаивать Мостовский. — Расскажете за ужином истории из своей детективной жизни. А я вас такой наливочкой угощу!
— Я бы с удовольствием, — честно признался Турецкий, — но работа… — Он развел руками.
— Понимаю. Государственный человек, забот полон рот.
Турецкому последнее замечание не понравилось, но он сдержался.
Читать дальше