У Генриха Петровича при этом рассказе опять руки начали дрожать и лицо изменилось. Я сижу, киваю с серьезным видом, а мне смеяться хочется, потому что я уже представляю, чем дело кончилось. Но, сдержав щекочущее горло хихиканье, недостойное лазутчика в стане врага, я спрашиваю:
- И сколько вы ему дали?
- Шестьдесят рублей, - отвечает Генрих Петрович.
- Это сколько бутылок самогона выходит, по здешним ценам? - вопрошаю я.
- Пять, - горестно отвечает Генрих Петрович.
- То есть, этот пьянчуга, можно считать, ушел с пятью бутылками самогона? Конечно, вы его теперь долго будете ждать!
- Сам понимаю... Теперь понимаю, - говорит Генрих Петрович. - Надо было дожать его, а так... Ну, скажем, оклад стоит этих денег, и даже больше, но волочь в Москву огромный громоздкий пустой оклад, без иконы, на которую надеялся... Жутко обидно, лучше оставить его в номере гостиницы, и вся недолга! И до сих пор в толк не могу взять: действительно ли эта икона существует, а пьянчуга не появляется, потому что я, отвалив ему такие деньги, в запой его сорвал, из которого он только месяца через два выйдет, или он меня надул? Ну, понимаете, увидел мою реакцию и начал, как говорят "лепить горбатого", поняв, что можно и деньги с меня содрать, и икону при себе оставить, чтобы потом её кому другому толкнуть. А оклад без иконы - он же никаким скупщикам, бывающим в здешних краях, не нужен, так что он ничего не потерял!
- Словом, - говорю, - имеется подозрение, что вас "кинули" как раз на тот манер, на который кидали своих жертв мошенники - изготовители "адописных" икон?
- Приблизительно так, - вмешивается в разговор Кирилл. - И ведь самое обидное, что в таких местах достаточно малейшему слушку пойти, что "мошну" можно кинуть - всякий завалящий мужичонка, будет стараться надуть, только ухо держи востро! И ещё начнутся обиды, что надуть не получилось!.. В общем, эти два дня мы колесили по городу и окрестностям, пытаясь найти этого хмырька с иконой, и понять, есть правда в его рассказе или нет. Но так нигде и не нашли. И теперь не знаем, что делать. Срок нашего пребывания подходит к концу, иконы поплоше мы для театра собрали - но, если история этого пьянчужки правдива, то нам просто нельзя уезжать!..
- Так вот оно вам и наказание за то, что иконы хотите вынести на "арену игрищ"! - говорю я, тем суровей, чем больше меня веселит вся эта ситуация. - Теперь до конца дней своих будете мучаться, что, возможно, у вас перед самым носом проплыла ценность невероятная - а потом хвостиком вильнула и исчезла! Чем не Божья кара?
Видно, Генрих Петрович подметил что-то такое в моем голосе, потому что сказал:
- Да, понимаю, вам легко ехидничать, но, поймите, нельзя, чтобы эта икона исчезла бесследно, если и в самом деле существует! Ей место не в руках у пьяницы, не на театральной сцене, а в Третьяковке! А если после нас её кто-нибудь купит для перепродажи за границей? Нет, нельзя, чтобы она ушла!
- А знаете, - говорю я. - Есть у меня идея. Живет у меня знакомый в этом городе, и его сыновья - шустрые ребята, которые где угодно пролезут и что угодно найдут! Тем более, что все вокруг им отлично знакомо! Если хотите, я предупрежу перед отъездом этих мальчишек, чтобы они явились к вам и помогли вам в поисках.
Эта идея им очень понравилась. Так что я не только произвел разведку боем, но и вам очистил прямой путь к налаживанию контактов с подозреваемыми. И сейчас, в сей ранний час, когда первые петухи воспряли, а я, при уже ненужном свете засаленного свечного огарка заканчиваю это послание, пристроив его на бочке с порохом, мне осталось добавить совсем немного. Мы ещё чуть-чуть поболтали и расстались вполне дружески, а я сел составлять для вас подробный отчет. Воспользуйтесь хитростью и обаянием отца Валентина, с коими он подготовил почву для вас "засланных казачков", и не медлите, ловите удачу за хвост! Надеюсь, вы разберетесь, что в жалостной истории наших подопечных является правдой, а что злостным вымыслом, чтобы ввести всех в заблуждение относительно их зловещих целей. Если спросите меня, то скажу, что мне они представляются теми, за кого себя выдают, людьми порядочными и невинными. Но ведь ваш отец Валентин - человек наивный и бесхитростный, несмотря на долгую службу при пиратах, и с помощью жалостливой истории его всякий может обвести вокруг пальца! Так что вся надежда на ваш зоркий глаз. Ну вот, мне осталось запечатать письмо тяжелым золотым дукатом и отправить его с голубиной почвой. Спешу, мыслями и душой остаюсь с вами, желаю удачи вам всем, особенно тебе, Борис.
Читать дальше