Алексей Биргер - Тайна утопленной рамы

Отец рассмеялся.

- А если серьезно, чем вы занимаетесь в этом круизе?

- На теплоходе, - ответил отец Валентин, - организована трехнедельная водоплавающая конференция по проблемам духовного наследия Даниила Андреева. Как вы знаете, я вхожу в комиссию по его литературному наследству, вот и плыву... Беда в том, что теплоход арендован нами не полностью. Часть теплохода арендовали представители какой-то восточной секты, для проведения своего слета, или семинара или называйте как хотите. И эти буддисты-синтоисты, а может зороастрийцы-конфуционисты, постоянно пытаются втянуть нас в богословские споры. Вот и пришлось мне воздвигнуться против них мощным оплотом нашей веры, запретив всем остальным разбазаривать время на все эти словесные выкрутасы. Классический пример переливания из пустого в порожнее, который мне пришлось терпеть часами, живым примером доказывая бесплодность препирательств с упертыми и зашоренными, глаза которых не видят, а уши не слышат. Или наоборот, глаза не слышат, а уши не видят суть дела от этого не меняется. В общем, пожертвовал собой за други своя. И кончилось тем, что я сказал: баста, дети мои! Вижу остров дивный, и отправляюсь к нему коротать дни свои в одиночестве, как Робинзон Крузо... Приплываю, а тут - ба! - гостеприимные туземцы. Надеюсь, эти туземцы накормят и напоят потерпевшего кораблекрушение и выброшенного на их берег?

- Разумеется! - сказал отец, продолжая смеяться. - На сколько времени вы к нам выброшены?

- Как получится. Эту ночь мы должны провести не на теплоходе, а в гостинице - заказаны номера. Раз уплачено, то надо пользоваться, так что к ночи мне бы отправиться в мой "люкс". Но если я вам не надоем и если посиделка затянется, то можно и плюнуть на гостиницу. Переночую у вас, а потом потихоньку доберусь в город. Пароход отходит в четыре часа, до того отведено время на осмотр здешних достопримечательностей. Но я-то здешние достопримечательности видел не раз, так что переживу. Лучше остров осмотреть... Впрочем, говорю, поживем - увидим.

Пока отец Валентин говорил все это, мы добрались до дома. Остановившись во дворе, отец Валентин задрал голову и осмотрел наше жилье.

- Да, знатный особняк! А резьба какая прекрасная!

- Старинная резьба сохранилась, - сообщил отец. - Только кое-где пришлось восстановить и подреставрировать. Тут Гришка помог.

- Какой Гришка? - живо повернулся к нему отец Валентин. - Тот прохвост, который мне ворованные иконы впарить пытался - хорошо, я его вовремя раскусил? Хочешь сказать, он теперь за ум взялся?

- Давно уже, - ответил отец. - После последней отсидки, года три назад. Мастер по дереву стал, каких поискать. Да вы его увидите сегодня вечером - он заедет ребятню взять на ночную рыбалку.

- На ночную рыбалку? - переспросил отец Валентин. - Это хорошо. Сам бы отправился! Что ж, приятно будет встретиться.

- Вы пока в гостиную проходите, - сказала мама. - А я стол накрою, пока вы посидите.

- Да и я тебе помогу! - тут же присоединилась к ней тетя Катя.

Взрослые стали подниматься в дом. Я остановился, пропуская вперед отца Валентина, но он остановился возле меня и положил руку мне на плечо.

- А ты, значит, Борис? Тебя я ещё помню - а вот Ваньку ещё не видал. У меня к тебе разговор будет, чуть попозже. Серьезный разговор. Через полчасика где-то, ладно?

- Ладно, - удивленно ответил я.

И мы прошли в дом.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

СЕРЬЕЗНЫЙ РАЗГОВОР

Заканчивая сборы на рыбалку, я ломал голову над тем, что за "серьезный разговор" хочет провести со мной отец Валентин. Скорей всего, это было связано с прочитанными им историями наших приключений. А выражение "серьезный разговор" взрослые обычно употребляют, когда им что-то не нравится. Что могло не понравиться отцу Валентину? Может, то, как я описал отца Василия - "с мягким юмором", как это называет отец? Хотя я, честно говоря, не имел в виду никого смешить, а просто рассказывал. Возможно, отец Валентин считает, что священников вообще надо изображать как можно почтительней и, как это называется, деликатней, и кое-где в описании размашистой энергии отца Василия я переборщил? Ну, тут я был спокоен. Когда я советовался с отцом, стоит ли мне кое-где рассказывать правду или что-нибудь придумать вместо нее, он мне сказал: "Да ты пиши все как есть, и это будет самое правильное. В конце концов, если кому-то что-то не понравится, то виновата будет жизнь, которую ты описываешь, а не ты."

Поэтому в глубине души я был уверен в своей правоте. Но не мог же я, если отец Валентин начнет к чему-нибудь придираться (вроде, он выглядел совершенно нормальным веселым мужиком, но ведь у взрослых бывают всякие заезды!), взять и сказать ему: "А папа считает, что я пишу все правильно!" Тоже мне, папенькин сынок получился бы! Нет, мне надо было придумать, как самому, не ссылаясь на отца, защищать то, что я считаю правильным. И при этом не должно было выглядеть, будто я упираюсь как баран и не желаю слушать советов взрослых. Обижать отца Валентина мне тоже не хотелось. Вот над тем, как мне с ним разговаривать, я и размышлял, начиная понимать, насколько трудна писательская доля. Просто ужас!