Фридрих Незнанский: Формула смерти

Потихоньку вся компания втянулась в зрелище, наблюдая как «сигара» Калашникова неслась по трассе, выходя на очередной поворот в форме латинской «5», затем ураганом пронеслась по прямой, обгоняя соперников… Снова поворот, на котором показалось, что Калашников врежется в бетонную стенку ограждения, настолько велика была скорость, настолько невозможным представлялось, что гонщик впишется в крутой вираж. Ирина даже ахнула и закрыла ладонями глаза, но рев стадиона свидетельствовал о том, что он справился и несется дальше, все набирая и набирая скорость. Вот один из участников гонки, явный лидер, резко бросил свою машину влево, внутрь круто изгибающейся здесь трассы, с явным намерением «атаковать» Калашникова — и проделал это так агрессивно, что если бы Калашников не успел среагировать, получил бы весьма ощутимый удар в бок. Но в какие-то доли секунды его болид чуть тормознул, как бы пропуская соперника, а когда тот оказался чуть-чуть, на полкорпуса, впереди, резко направил машину в сторону противника, показывая, что сам не прочь «атаковать». Маневр удался. Соперник резко изменил траекторию движения, и его «феррари» понеслась на газон. Трибуны ахнули и вновь взревели единым восторженным возгласом.

Комментатор кричал в микрофон, что Калашников идет первым, да-да, он лидирует, и впереди финишная прямая!

— Только бы ничего не случилось! Только бы он выиграл!! — г вслух буквально молился Денис.

Но вот и черта «старт-финиш», и маршал с флагом в шахматную клетку стоит наготове, и автомобиль проносится, минуя эту черту, отделившую пилота Егора Калашникова от победителя Гран-при этапа «Формулы-1».

Зрители неистовствовали. Стреляли петарды, хлопушки, в воздух действительно летели чепчики в виде бейсболок и прочих головных уборов.

— Ур-ра-а! Победа-а!! — вопил вскочивший Гряз-нов-младший. Но вдруг он осекся и медленно опустился на стул.

Болид, пересекший финишную черту, на огромной скорости понесся по трассе дальше и врезался в стену ограждения. Послышался звук страшного удара, ярко раскрашенная масса ревущего в воздухе металла перевернулась и раз, и другой, рассыпаясь на отдельные куски. Словно в кадрах замедленной съемки еще летели спойлеры, обломки кока, катилось, пересекая трассу, огромное мишленовское колесо… Разом ахнувшие зрители оцепенели от ужаса. В мгновенно наступившей тишине среди искореженной груды металла было отчетливо видно безвольное человеческое тело, упакованное в такой же красочный, как погибшая машина, комбинезон.

Турецкий почему-то вспомнил вчерашний журнал, где с глянцевой страницы чуть улыбался смуглый парень в красном комбинезоне — Айртон Сенна.

Что же получается? Прав комментатор: не к добру вспомнил Соболевский погибшего бразильского гонщика? Тьфу, чушь какая лезет в голову.

В конце девяностых годов Егор Калашников был широко известным в спортивных кругах человеком. Прекрасный гонщик — что называется от Бога. На персонально закрепленном за ним навороченном «порше» он не раз выигрывал первенства страны и до поры до времени был вполне доволен собой и судьбой. Но лишь до поры, пока на телеэкраны не шагнула во всей своей мощи и красе «Формула-1». Когда он увидел, на каких болидах и по каким асфальтам гоняют тамошние звезды, увидел, на каких скоростях они проходят виражи и обгоняют друг друга, когда осознал, каким почетом окружены эти звезды, — собственное спортивное будущее стало казаться весьма примитивным.

Даже не то угнетало, что никогда не будет у него славы Шумахера или Барикеллы (хотя и это тоже, это тоже!), и не то, что не дано ему состязаться с ними на равных (как раз посоревноваться-то с ними в гонках он бы не побоялся), но в том заключалась для него безвыходность ситуации, что в России-матушке никакого дальнейшего профессионального роста для себя он не видел. А какой может быть рост, если настоящих, европейского класса гоночных трасс на родине не было и не предвиделось.

Егор добивался привычных уже побед, чуть снисходительно принимал любовь поклонников (и поклонниц) и старался не заглядывать в будущее. Все у него в общем-то было: и деньги — пусть невеликие, но на жизнь хватало; и любовные истории — пусть недолгие, но долгих он пока и не хотел; и небольшая, но вполне приличная квартира; и живые, еще вполне крепкие родители. Чего же еще желать? Но тело и душа были молоды и не хотели довольствоваться достигнутым. Им, его душе и телу, хотелось большего, они жаждали больших свершений.