Фридрих Незнанский - Опасный пиар

Ничего себе конспирация, подумал Богданов, вылезая из машины. Все видят всё. И наверняка в курсе, в какую квартиру сейчас пойдем. Впрочем, эти шторки на окнах скорее для понта. Чего им меня опасаться? Я у них на крючке, а не они у меня.

Они прошли в подъезд, поднялись по грязной и вонючей лестнице на второй этаж. Позвонили в облупленную деревянную дверь, подождали. Нет, не скажешь, что здесь тайная явка и хоронятся милиции. Анатолий только успел так подумать, как вздрогнул, когда открылась дверь. На пороге стоял милиционер, по всей форме, даже в кепи. Он что-то жевал, по-видимому собираясь уходить.

— Серафим, это к тебе! — крикнул он в глубь квартиры. — Ну я пошел, скоро заступать.

— Бывай, Сашка… — В коридор вышел коренастый мужик лет пятидесяти, и Анатолий его сразу узнал, почувствовав некоторое облегчение. Действительно, он, Серафим, никто другой. Имя запоминающееся, достаточно редкое. В прошлый раз именно он дал работу. И по виду ничуть не изменился. Все такой же. Светлые редкие волосы, зачесанные назад, резкие, похожие на шрамы складки на лице. Сколько ходок, столько и складок. Анатолий вдруг подумал, что каждой статье соответствует своя складка и в определенном месте. Вон та, что на лбу, поперечная, наверняка за грабеж. С ним хоть разговаривать можно. Значит, действительно, ему хотят предложить что-то серьезное. Серафим по мелочам не разменивается. Слава тебе… А то, пока ехали, в голову пришли разные мысли насчет кровной мести… Вроде того, что похитили, чтобы четвертовать, колесовать, подвесить за яйца.

— Здорово, Толян! — Серафим протянул руку, а после ответного рукопожатия указал в сторону комнаты, откуда только что вышел. — Давно не виделись, а?

— А по мне, мы будто вчера расстались, — ответил Анатолий, пройдя вслед за хозяином из одной комнаты в другую, полную сигаретного дыма.

За столом, на котором стояла грязная посуда и початые бутылки, курили две девицы в коротеньких юбках. Они безразлично взглянули в сторону вошедших, потом поднялись и начали неторопливо убирать со стола. Сопровождающие лица, повинуясь небрежному кивку Серафима, остались в проходной комнате.

— Пить будешь? — спросил Серафим, наполняя рюмку.

— Сначала разговор, — сказал Богданов. — Потом все остальное.

Серафим проследил за его взглядом в сторону двери, куда только что вышли девицы, унося грязную посуду.

— Дочка моя Ирка и ее подруга, Томкой зовут. Насчет мента не беспокойся. Сашка Калинин, участковый, женихается за моей, а я вот пока думаю… Парень он ничего, да только… Только западло дитя свое единственное за мента отдавать, как ты считаешь? — спросил он, понизив голос.

Анатолий пожал плечами:

— Черт его знает. Не сидел, не привлекался, приводов не имею, с ментами никаких дел не было. Подруга тоже ничего, — усмехнулся он.

— Подругу я сам потягиваю, — неожиданно хохотнул, подмигнув, Серафим. — Ирка не знает, хотя и догадывается. Ну, будем. За встречу.

И, толкнув Богданова плечом, протянул наполненную рюмку.

Помедлив, Анатолий выпил. Отставил рюмку от себя подальше.

— Нет, Толян, если ты, в натуре, глаз на Томку положил, так я с дорогой душой! — сказал Серафим, прижав руки к груди. — Я же, сам знаешь, как посредник в этом деле свой интерес имею. Мне главное, чтоб клиент всем был доволен.

Слова он произносил, немного растягивая.

— Так что хоть за дело? — понизил голос Анатолий, решительно отодвинув рюмку, которую снова наполнил хозяин.

— Я ж говорю: посредник я! — мотнул головой Серафим. — Значит, говорить не имею права. Но для тебя, в порядке эсклюзива… могу объяснить.

— А я говорил тебе в прошлый раз, — понизил голос Анатолий. — Я в завязке. Крест поставил.

— Помню, — снова мотнул головой Серафим. — Вот и я им говорю: лучше Богдана не просить. Даже не подкатывайтесь. Они спрашивают: а кто тогда? Вернее, кто лучший? Опять говорю: только он, Богдан. Но — в завязке! — поднял палец вверх Серафим. — Крест поставил.

Пьянел он быстро, но глаза не мутнели, смотрели по-прежнему остро и зорко.

— Стреляет с обеих рук. И все в десятку. Верно?

— Не знаю, давно не пробовал, — раздраженно ответил Анатолий. — Это когда было… Слушай, так это меня специально банкротили, в яму посадили, чтоб в угол загнать? — наклонился к нему Анатолий.

— Чего не знаю, того не знаю, — покрутил головой Серафим. — Это не у меня надо спрашивать. Но не исключаю. И потом, Толя, ты ж зарекся только нормальных людей не мочить, верно? — спросил он потише, склонившись к самому уху гостя. — А всякой сволоты зарок не касается, так? В другое время ты бы этих кредиторов — прямиком на Ваганьково, мимо Склифосовского, чтоб не приставали. А раз в завязке, бегаешь, просишь, занимаешь да перезанимаешь, и все под проценты… Тебе-то зачем такая жизнь? А тут разом свои дела поправишь, и семье обломится. Вот так все им объяснил: можно попробовать, вдруг согласится? И они говорят, типа, надо помочь этому человеку. И, опять же, я им сказал: другого такого, как Богдан, даже не ищите! Такие в запас не уходят. Ладно. К делу. Может, видал по ящику? — Он кивнул в сторону небольшого корейского телевизора с заляпанным экраном. — Журналистку одну замочили где-то в Сибири. То ли в Толбине, то ли в Полбине… Я, между прочим, бывал там когда-то, на пересылке. И до сих пор путаю. Если б не сказали, никогда бы не подумал, будто в той деревне газета есть.