Фридрих Незнанский - Падение звезды

Алмазов кивнул:

— И все.

— Н-да… Накурено здесь, вы не находите?

Актер рассеянно пожал плечами.

Турецкий встал со стула и подошел к окну. На улице начался дождь. Александр Борисович приоткрыл одну створку — ив кабинет вместе со свежим воздухом ворвались приглушенные звуки улицы. Стоя у окна, Турецкий повернулся к актеру и сказал:

— Знаете что, Павел Маратович… Расскажите-ка мне о вашей семье.

Лицо Алмазова дернулось как от пощечины.

— В смысле? — как-то нервно переспросил он.

— В прямом, — спокойно ответил Александр Борисович. — Кто ваша мать? Кто отец? Живы ли? Где живут и чем занимаются? Мне интересно все.

Актер судорожно облизнул губы и посмотрел на Турецкого исподлобья.

— А вам не кажется, что это не имеет отношения к делу? — резко спросил он.

Александр Борисович покачал головой:

— Нет, не кажется. Даже наоборот. Я думаю, информация о ваших родителях прояснит некоторые… темные стороны нашего с вами дела.

— У нас с вами нет никакого дела. Я все вам рассказал и добавить мне нечего.

Улыбка сползла с лица Турецкого. Губы его плотно сжались. Резче обозначились скулы. Теперь это было лицо не доброго друга, а безжалостного и хладнокровного инквизитора.

— Ну хватит, — с ледяной угрозой в голосе произнес Турецкий. — Вы не уйдете из этого кабинета, пока не ответите на все мои вопросы. Если понадобится, я буду допрашивать вас сутки напролет.

— Вы не имеете права. Женевская конвенция…

— Плевать я хотел на Женевскую конвенцию. Здесь, в этом кабинете, есть только вы и я. И один из нас двоих преступник.

— Я не преступник!

— А у нас есть доказательства! — рявкнул Турецкий.

Актер испуганно сжался на стуле, словно ожидая удара. И сразу стал каким-то беспомощным и жалким. Сердце Турецкого дрогнуло, но ледяная маска не сошла с лица. Алмазов судорожно сглотнул слюну и произнес:

— Хорошо. Моей мамы не стало несколько лет назад. Она долго болела. Ей даже сделали операцию. Но операция не помогла. Сейчас она лежит на Калитниковском кладбище. Хватит вам?

— Где делали операцию?

— В Мюнхене.

— Откуда деньги на операцию?

Актер мучительно наморщил лоб.

— Я продал дачу и машину.

— А отец?

— Отец старый, больной человек. Сейчас он на пенсии. Инвалид.

— Почему инвалид? Что случилось?

— Попал в автоаварию несколько лет назад. После этого получил инвалидность и вынужден был уволиться с работы.

— Кем работал?

— Преподавателем физкультуры в университете.

Турецкий помолчал. Затем негромко просил:

— И что, сильно покалечился?

— Ходит на костылях.

— Сочувствую. Тяжело вам, наверное, приходилось… с сестрой.

Алмазов замер, уставившись в столешницу, затем медленно поднял на Турецкого глаза.

— А при чем здесь моя сестра?

Александр Борисович пожал плечами:

— Не знаю. А вы? Что вы думаете по поводу…

Зазвонил телефон. Турецкий оборвал фразу на полуслове и снял трубку. Это была Света Перова:

— Александр Борисович, мы проверили оба табельных ствола. Они чистые.

— Заключение эксперта у тебя?

— Да, я занесу вам его через часок.

— Хорошо.

Александр Борисович положил трубку на рычаг и воззрился на Алмазова. Тот сидел на стуле понурившись и опустив голову.

— Вы, кажется, хотели, чтобы справедливость восторжествовала, — неторопливо заговорил Турецкий. — Так помогите ей. Я знаю, вам есть что рассказать о своей сестре.

Актер долго молчал, раздумывая над словами Турецкого. Когда он заговорил, голос у него слегка подрагивал:

— Вика младше меня на полтора года. Как только я родился, отец бросил нас. Я даже не видел его ни разу. Поэтому я никогда не называл Викиного отца отчимом. Только папой. Мы всегда были дружны с Викой. Как близнецы, понимаете? Она всегда и везде была лучшей, и я гордился ею. В школе Вика была отличницей, и я тоже взялся за учебу. Потом она записалась в секцию плавания, и я тоже записался. Дошел до второго юношеского разряда. В седьмом классе она увлеклась пением, и ради нее я выучился играть на гитаре… Можно сигарету?

— Уверены?

— Да.

Турецкий взял со стола пачку и протянул ее Алмазову. Тот подрагивающими пальцами вытянул из пачки сигарету и неумело вставил ее в рот. Александр Борисович поднес к сигарете зажигалку и крутанул колесико. Алмазов дернулся от пламени — так, что сигарета чуть не выпала у него из губ.

— Все нормально, — мягко сказал Турецкий.

Актер прикурил и затянулся. Лицо его искривилось, и он закашлялся. Турецкий подождал, пока Алмазов прокашляется, затем/ вынул у него из пальцев сигарету и вмял ее в пепельницу.