Евгений Габуния - На исходе ночи

В чем же тут дело? Со школьной скамьи мы запомнили: Англия — родина промышленной революции, первая мастерская мира, мировой торговец — и вдруг такой первозданный идиллический сельский пейзаж. Где же заводы, фабрики и т. д.? В городах. Промышленность развивалась именно там. Британия — сугубо урбанистическая страна, абсолютное большинство людей живет в городах; здесь и сосредоточена почти вся промышленность с ее дымными трубами и шумами. В сельском же хозяйстве занято лишь несколько процентов населения, и оно, при высокой интенсивности, обеспечивает потребности Британии в продовольствии лишь наполовину. Откуда берется другая половина? Из Австралии, Новой Зеландии, Африки, Дании, Италии… Словом, отовсюду. Внешняя торговля для этой страны — поистине вопрос жизни и смерти. Ну а сельский пейзаж действительно красив, ничего не скажешь.

После безлюдья кантри узкие улицы Оксфорда — небольшого чистенького и зеленого городка — показались необычайно оживленными. Бросается в глаза, что большинство прохожих — это молодые люди. Это естественно, ибо Оксфорд, как и его собрат Кембридж, еще со средних веков сохранили свой статут университетских городов, каких сейчас в Европе остались лишь единицы. И все эти молодые люди болтая, смеясь, перебрасываясь на ходу шутками, двигаются в одном направлении. Мы последовали за ними и вскоре оказались в тихом, покрытом зеленой лужайкой квадратном дворике в центре колледжа Байлио. Почти весь дворик занимала лужайка. Травяной ее покров был таким гладким, а земляной дерн таким мягким, что она походила скорее на огромный ковер. По его зеленому полю там и сям белели какие-то пятна. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что это самые настоящие белые грибы. Не знаю уж, по какой причине их не собирают: то ли потому, что англичане «уважают» главным образом шампиньоны, то ли любителей грибов удерживает редкая для Англии табличка с вежливой просьбой не ходить по газонам. Говорят, было время, когда по газонам ходить разрешалось, но только профессорам; теперь же и студенты, и преподаватели одинаково ущемлены (или уравнены?) в правах.

Молча, лишь изредка обмениваясь репликами, мы рассматривали древние стены «фабрики джентльменов», как часто называют Оксфорд. Молча, потому что Вайлори предупредила: здесь не очень любят многочисленных туристов, которые мешают занятиям. Однако на самих будущих джентльменов это ограничение, по-видимому, не распространялось. Несколько юношей, взобравшись на леса, весело и громко переговариваясь и не обращая на иностранцев никакого внимания, чистили специальными щетками серые древние стены своей альма-матер. Стирают пыль веков.

Однако эта простая операция — не больше, чем дань моде, пришедшей из столицы, где уже отмыты и очищены сотни домов. Вековые традиции в Оксфорде еще живут крепко. Как и сотни лет назад, студенты и профессора носят мантии по торжественным случаям. (Замечу в скобках, что ни одного студента в таком наряде, как ни смотрел, так и не увидел. Обыкновенные парни и девушки в джинсах, шерстяных свитерах и кофтах, очень похожие на наших студентов.) Как и прежде, здесь имеют возможность учиться в основном лишь избранные, чтобы, пройдя курс наук и хороших манер, занять свое место в британском истеблишменте.

Подождав, пока закончатся занятия, мы вошли в одну из аудиторий. Потемневшие от времени дубовые столы, тяжелые резные стулья… На стенах — портреты важных, преисполненных собственного достоинства людей — выпускников колледжа Байлио, занявших свое место в истеблишменте. Приближалось время обеда, и служители накрывали столы. Любопытно, что студенты и профессора обедают вместе в аудиториях, только сидят за разными столами, причем студенты на стульях, преподаватели же — в креслах. Я обратил внимание на сервировку. Массивные старинные вилки и ложки, дорогая посуда, какую мы и не видывали в ресторанах Лондона.

Пройдя под увитыми зеленым плющом аркадами, мы оказались в святая святых колледжа Байлио — его библиотеке, и не просто в библиотеке, а в хранилище рукописей. И каких! С нами говорила на английском, греческом, армянском и других древних языках сама История. Вот скрепленная сургучными печатями Магна карта — Великая хартия вольностей. Правда, это не оригинал, подписанный в 1215 году королем Иоанном Безземельным под давлением феодалов, а ее копия, сделанная в 1217 году. Великая хартия вольностей положила начало конституционному ограничению власти монарха.