Джорджо де Кирико - Гебдомерос

Уже на первых страницах романа возникает загадочная атмосфера. Ни упоминание конкретных специфических запахов улицы, ни обстоятельное описание лестницы дома с накрытой асбестовым абажуром лампой, ни поднимающиеся по ней герои, жизненная достоверность которых подчеркнута эпитетами «крепкие» и «спортивные», не способны убедить читателя в реальности происходящего. Предчувствие чего-то необычного не обманывает: описания реальных событий сменяют воспоминания о виденных в детстве снах, затем следуют видения, похожие на разыгрываемые актерами-призраками сцены фантастического спектакля. Через все повествование, представляющее собой своеобразный коллаж, проходят «видения» и «странствия» – излюбленные формы поэтической фантазии Данте. Помимо автора «Божественной комедии» в ряду тех, кто оказал существенное влияние на поэтику Кирико, критики называют и Фридриха Ницше, философской афористике которого столь созвучны характер и образ мысли Гебдомероса.

Предлагая российскому читателю перевод небольших отрывков из романа, мы рассчитываем на то, что некоторое представление о литературном наследии Кирико поможет по-новому интерпретировать богатый загадочными символами живописный мир итальянского художника.

Перевод осуществлен по изданию: Giorgio de Chirico. Ebdomero. Longanesi; Milano, 1971.

E. Тараканова.

…и тогда началось странствие по этому необычному дому, расположенному на строгой, но изящной и лишенной однообразия улице. Внешний вид здания напоминал немецкое консульство в Мельбурне. Весь первый этаж занимали огромные магазины. И хотя день не был ни воскресным, ни праздничным, магазины были закрыты, что придавало этой части улицы ту особую атмосферу меланхолической скуки и некоторого запустения, которую приобретают по воскресеньям англосаксонские города. Воздух пронизывал легкий запах торговых складов с продовольственными товарами, запах невыразимый и глубоко волнующий, источаемый обычно хранилищами портовых причалов. Аналогия с немецким консульством в Мельбурне была глубоко личной, и, когда Гебдомерос все-таки поделился своими впечатлениями с друзьями, те усмехнулись, сочтя сравнение курьезным, но, не желая спорить, тут же заговорили о другом. Из чего Гебдомерос заключил, что они, вероятно, плохо поняли смысл его слов. Он продолжал размышлять о том ;как трудно добиться понимания, если речь касается чего-то возвышенного или глубокого. «Странно, – повторял про себя Гебдомерос, – мысль о том, что нечто ускользает от моего понимания, лишила бы меня сна, а между тем люди, как правило, могут смотреть на непонятные для них вещи, читать и слушать о них, не испытывая при этом беспокойства». Они начали подниматься по довольно широкой деревянной покрытой лаком лестнице; центр ее был устлан ковром, а в основании, на небольшой резного дуба дорической колонне, стояла инкрустированная так же деревянная статуя, изображающая негра, держащего в руках над головой газовую лампу с накрытой асбестовым колпаком горелкой. У Гебдомероса возникло ощущение, что он поднимается к дантисту или же к специалисту по венерическим заболеваниям. Он испытывал легкое возбуждение и почувствовал нечто вроде слабой желудочной колики. Он попытался побороть в себе беспокойство, понимая, что не один, что его сопровождают двое друзей, крепких и спортивных, носящих в задних карманах брюк пистолеты с запасной обоймой. Приблизившись к этажу, который обещал быть самым таинственным с точки зрения происходящих здесь событий, они замедлили шаг и приподнялись на цыпочки. Продвигаясь друг за другом, друзья придерживались одной линии, чтобы при необходимости в случае появления чего-либо необычного свободно и беспрепятственно ретироваться. Гебдомерос в этот момент вспоминал сны своего детства, в которых он видел себя в тревоге поднимающимся по освещенной неясным светом лестнице из покрытого лаком дерева, с мягким ковром, заглушавшим звук его шагов. Его ботинки, как правило, не только во снах, но и наяву скрипели редко, поскольку их делал на заказ славящийся высоким качеством своих изделий сапожник по имени Перпиньяни; отец же Гебдомероса не был притязателен при выборе обуви; его ботинки при каждом шаге издавали мерзкий скрип, даже скорее хруст, словно он ступал по мешочкам, наполненным мелкими косточками. Затем следовало появление медведя, медведя сердитого и упрямого, который, наклонив голову, с блуждающим взором преследует вас на лестницах и в коридорах; ваш бег в растерянности по анфиладам комнат, прыжок из окна в пустоту (самоубийство во сне) и свободный полет, словно вы человек-кондор, подобный изображениям Леонардо, которые он, развлекаясь, помещал на одном листе рядом с чертежами катапульты и анатомическими набросками. [1]Это был сон, всегда предвещавший несчастья, и в первую очередь болезни.