Евгений Сухов - Тайга мятежников любит

– Ух, е… – рядом что-то свистнуло – и Генка не стал рассусоливать. Воцарился бардак. Татуированный хлобыстнул затвором, но старую «берданку» заклинило. Рыжий испуганно присел – булыжник чуть не с ревом промчался над головой. Сидорчук потерял равновесие, оступился.

– Девчата, в овраг – и в лес! – завопил Максим.

Он не смотрел – лишь уловил краем глаза – Аллу с Чесноковой словно ветром сдуло. Прыжок – ах, как хотелось завладеть пистолетом мертвеца, – но тут рыжий шандарахнул наобум, за ним и писарь проснулся. Максима завертело, не успел опомниться, как оказался в другой стороне от мертвеца и пистолета. Докатился до канавы, но не стал в ней лежать (нормальная могила), скакнул в высокую траву – и кубарем, с гудящей головой, расцарапанный во всех местах, ввалился в тайгу…

Неизвестно, как с природной смекалкой, но с боевой подготовкой у крестьян было худо. И стрелки они были посредственные. Матюги неслись в спину, хлопали «берданки», но, присев за спасительную осинку, он уже понимал: уйти удалось всем. Девчата бежали первыми – уже исчезли. Генка корячился в кустах где-то справа, матерно крыл свое пристрастие к острым сюжетам.

– Беги за мной! – крикнул Максим и пальцем нарисовал дугу: – К храму…

Двое на «Иртыше» – пособники чернявого Ройда, – если они действительно остались у храма (а почему бы нет?), их не могли не заметить кладолюбивые крестьяне. Кончак и люди Ройда пасли студентов, банда Сидорчука пасла и тех и других – резонно допустить, что двое на «Иртыше» нейтрализованы крестьянами. Как-то запутанно все выходило… А последняя ли это партия, участвующая в игре?

Девчат они действительно потеряли. По компасу в голове брели через лес, вязли в буреломе, сдирали с себя налипшую паутину. Краткий отдых, когда у Генки заплелись ноги, и он упал, не сумев их расплести. Лежал и философствовал на тему, какое это счастье – делать то, что хочешь. А еще большее счастье – хотеть то, что делаешь. У храма на заброшенной дороге они нашли бесхозный «Иртыш» с двумя связанными парнями, которые корчили рожи и дружно мычали через кляпы. Вязали их крестьяне на совесть, поэтому отвлекаться не стали. Обшарили машину – никакого оружия. Плохо… Быстрый вояж вокруг храма – ни девчонок, ни писаря с архаровцами – ну, это и понятно, не бросят разбойнички свалившееся на голову «счастье», поволокут в лес, где припрятали лошадку, а уж потом станут выдвигаться…

– Знатно влетели, – бормотал Генка, вычесывая из затылка сухие листья. – Как ты думаешь, Максим, с нашими бабами все в порядке? Хоть убей, не могу додуматься, где их искать…

– Наши бабы не такие дуры, какими прикидываются, – утешал он приятеля, а заодно и себя. – Притаись, мы с ними еще встретимся, не волнуйся… Отличное место для засады, Генка. Эта дорога – единственная щель в тайге, откуда эта нечисть может вылезти. Давай-ка подождем…

«Нечисть» полезла буквально через десять минут. У сельчан действительно имелась крепкая коняга с притороченными к бокам сумками. Рыжий детина стегал животное – лошадь хрипела, продираясь по заросшей дороге. Все лицо у парня было в крови, бесновато сверкали глаза. Держась за круп, ковылял волостной писарь с разбитым носом. Третьего где-то потеряли. «Не продолжается ли кровавая жатва?» – насторожился Максим. Но все оказалось проще. Возможность уникальная и, видимо, последняя: Максим выкатился из-под куста, влетев рыжему под ноги. Парень завопил, выпустил поводья. Олух тот еще – испугался до смерти, даже не пытался оказывать сопротивление: он свалил его одним ударом, свернув нос, а потом бил самозабвенно, пока у нетопыря глаза не закатились. Метнулся на помощь Генке, который таскал за волосы писаря, а тот лупил его локтем под дых. Схватил Сидорчука за шиворот, поволок к ближайшей осине, где и влепил его лобешником в невозмутимый ствол… А потом случилось совсем невероятное. Дрогнули кусты, лязгнул металл – он запоздало сообразил, что вот и третий догнал… метнулся куда-то, не разбирая дороги. Грохнул выстрел, тряхнув шапку кустарника. Генки на виду уже не было, и то слава богу. Максим подпрыгнул… и застыл, увидев перед собой оскаленную харю. Зелень на лице густыми пятнами, кадык гуляет, как коленвал, но приклад уперт в плечо, ствол нацелен куда надо и вот-вот изрыгнет порцию свинца… Он застыл, как кролик, примеченный удавом. И наблюдал с благоговейным изумлением, как за спиной проходимца на кочке вырастает женская фигура – Алла Микош! Вся зеленая, чумазая, как кикимора, волосы сосульками, а в руках что-то ржавое, совсем не приспособленное для слабых женских рук. Пыталась наставить на негодяя, но руки тряслись. Он проморгался – револьвер! Самый настоящий «наган» времен Гражданской войны!