Евгений Сухов - Тайга мятежников любит

Он сделал паузу в обличении царизма, добродушно улыбнулся (он умел, когда надо). Чекисты угрюмо молчали. «Злые люди ставят сети, гибнут жены, плачут дети», – всплыло невесть откуда.

– Занимательная лекция, – проворчал Субботин. – Я вспомнил тебя, Малютин. Не отличался ты в работе терпимостью к арестантам. Кто замучил Сашку Бекшерева? Всего лишь за то…

– Что двух жандармов к праотцам отправил, – ухмыльнулся Малютин. – Действительно, к чему такие зверства? Жандармы, в вашем понимании, не люди.

– Послушайте, – раненый боец выстрелил глазами в Субботина, потом опять уставился на пистолет, – чем болтать без толку, мы могли бы договориться…

– Договоримся, – согласился Малютин, выбрасывая руку с пистолетом. Пуля пробила грудную клетку, и сердце биться перестало. Петруха рухнул навзничь. Уставился в небо пронзительно-щемящим взором.

– Скотина… – Субботин сплюнул и прямо на глазах начал чернеть. Малютин пожал плечами. Он всегда считал, что трое способны хранить секрет, если двое из них мертвы.

– Где коллекция Шалимова, Яков Михайлович? – Он сместил прицел и разом скинул нарочитое добродушие. – Поверьте, у меня достаточно возможностей, чтобы превратить остаток вашей жизни в ад. Итак, вопрос повторяется – где коллекция Шалимова?

Субботин смотрел на него исподлобья, не открывая рта. Скончалась надежда в уполномоченном товарища Менжинского. Предсмертная усталость заливала негнущиеся члены.

– А какой мне резон тебе говорить об этом, Малютин? Ты же все равно меня пристрелишь… Так стреляй сразу – все равно ничего не скажу.

– Пристрелю, Яков Михайлович, – согласился ротмистр. – Но пристрелю одной пулей, деликатно, с чувством глубокого уважения и никоим образом не вызову вашего неудовольствия. Зачем вам муки перед смертью? Кстати, как вы относитесь к запаху жареных ног?

– Да стреляй же! – зарычал Субботин. – Не добьешься ни хрена, Малютин, не тяни резину…

«А ведь боится бравый комиссар, – вник в терзания Субботина ротмистр. – Интересно, его когда-нибудь пытали? Да черта с два его пытали. Даже не угрожали. Если что и пережил – то пару драк с благородным финалом «лежачего не бьют». Он может не бояться смерти, но учиться не бояться боли Субботину было негде, да и незачем. Попадись он в пятом или шестом году, всякое случалось, но он попался в двенадцатом, после Ленского расстрела – приисковые не хотели есть бычий член, а Субботин, оказавшийся поблизости, пояснял это массам. Был арест, вежливые допросы, отдельная, не столь уж гадкая, камера, неограниченные передачи с воли. Суд, адвокат, оплаченный из партийной кассы, минимальный приговор, допустимый гуманным Уложением о наказаниях. Отдельный закуток в «столыпине», конвоиры бегают на станцию – выполнять заказы узника. Деньги ему передавали. Вполне приличный Иркутск, съемная квартира на Портовой. С прислугой, правда, туговато, но это уж совсем барство…»

Он сбил его с ног одним ударом – Субботин не ожидал такого подвоха. Выхаркнул кровь изо рта вместе с отломившимся зубом, застонал от боли. Сделал попытку приподняться, опираясь на руку.

– Стреляй, не мучь…

– Да нет, дружище, мы пойдем другим путем… – В пистолете оставались три патрона, он выстрелил Субботину в правое запястье. Чекист свалился на спину, завопил от боли. Неприятные ощущения, можно представить. Он терял сознание от боли.

– Где коллекция, Яков Михайлович, не вынуждайте усугублять – ни вы, ни я этого не хотим.

– Да пошел ты…

Он схватил его за плечо простреленной руки, резко вывернул – Субботину пришлось перевалиться на живот. Надавил коленом на второй от шеи позвонок, одновременно захватил запястье здоровой руки и с силой его провернул. Не сказать, что он получал от этого удовольствие.

Мучительный стон, исторгнутый полуживым человеком, взмыл к кронам деревьев:

– Убей, падла-ааа…

Он приставил пистолет к уху, вывернув мочку. Со лба хлестал пот. Он чувствовал, что и сам скоро может лишиться сознания.

– Где коллекция Шалимова, Яков Михайлович? Не верьте, что вам было больно. Больно будет СЕЙЧАС.

– Хорошо, я скажу… – простонал истязаемый. – Это перед храмом, метров сто не доходя, в низине… Там кусты, за ними поляна, обрыв…

– Вот и благодарствуем за сотрудничество, – облегченно вздохнул ротмистр и слез с дрожащего тела. – Но вы же понимаете, Яков Михайлович, я буду плутать по этой низине до второго пришествия. Уж не обессудьте, но вам придется меня проводить. Или есть возражения? – дуло «браунинга» вновь уперлось в основание уха.