Евгений Сухов - Тайга мятежников любит

– Мамочка, меня сейчас стошнит… – стонала Алла, дыша Максиму за воротник, и он цепенел, покрываясь мурашками, переживал, как бы она туда не сходила.

– В общем, скупой платит дважды, – вынес вердикт Генка, когда к сумеркам грузовик влетел на центральную площадь уездного Малакута и резко затормозил посреди канавы. Всех сидящих в кузове расплющило о кабину.

С продвижением на север цивилизация просто пропадала. На фоне убогого уезда железнодорожный Тулун смотрелся сущей Флоренцией.

– К машине, бродяги! – задорно завопил водила. Студенты попадали в перепаханную колесами грязь.

– Эй, приятель, а гостиница в этой пасторали есть? – успел крикнуть Максим.

Водитель ткнул пальцем и умчался – к любящей жене и голодным детям. За центральной площадью, где деревья стыдливо закрывали лоно уездных властей и без комплексов паслись кони, прятался извилистый переулок с дощатым тротуаром. Пять минут ходьбы – выросло одноэтажное здание, подписанное громко и неправильно: «Гостиный двор».

– Что-то не внушает мне доверия этот архитектурный шедевр, – засомневалась Чеснокова.

– А может, для начала определимся? – испугалась Алла. – Нам надо в Астаховку – это верст десять. Есть ли смысл ночевать в Малакуте?

По переулку проехал внедорожный «Иртыш», покрытый толстым слоем грязи. Стекла затемненные. Максим насторожился – минуя компанию, он снизил скорость, хотя проходимость позволяла этого не делать. Поскрипывал тротуар – навстречу приближался хмурый абориген с двуручной пилой под мышкой.

– Транспорта не найдем на ночь глядя, – объяснил Максим. – А если найдем, то приедем по темноте. Сильно вдохновляет?

– Нехорошо мне как-то… – повела плечами Алла. – Такое ощущение, что на нас смотрят…

– Паранойя, – подумав, заключила Чеснокова и испуганно посмотрела по сторонам.

– Паранойя, – согласился Максим и подтолкнул девушек к калитке.

Чувство опасности просто колотило по лбу. Он просыпался каждый час – бегал к окну. Всматривался в ночь… и вдруг заметил огонек сигареты. Через ограду, на дальней стороне проулка. Курить там мог кто угодно, но он заволновался, аж подмышки взмокли. Он отступил в глубину комнаты, потом неуверенно вернулся, отогнул шторку. Огонек уже не горел, но в переулке просматривались очертания машины. Внедорожный «Иртыш», если зрение не подводило…

Идти разбираться? Он точно сумасшедший! Сельские жители предпочитают «Иртыши» – машины неприхотливые, цена терпимая, качество сносное. Никому не запрещается сидеть в машине в ночное время – почему он всполошился?

Но память уже прокручивала события последнего времени. Угрозы в адрес Кати, нападения хулиганов, выжимание ее из Сибири. Атака джипа в проходном дворе… И вдруг резко потеряли интерес, джип испарился – и до отъезда никакого намека на жанр экшн. Преследование прекратилось. Почему? Не потому ли, что теперь оно переходит в иную плоскость?

Он толком не поспал этой ночью. Едва забрезжил рассвет, был уже на ногах, снова припал к окну. По переулку брела с тележкой пожилая женщина, а колею скрупулезно вынюхивала корноухая собака…

В семь утра он сыграл подъем.

– Вставай, засоня… – будил Аллу легкими покачиваниями. – Нас ждут неприятности…

– Максим, не доставай… – стонала девушка. – Подождут твои неприятности…

Двое в соседней комнате тоже не реагировали. Потом зашлепал босыми ногами Генка – вышел в коридор, мятый, как использованная туалетная бумага, в майке шиворот-навыворот.

– Чеснокову не поднять, – хрипло сообщил он. – Спит, как зимний медведь. Совесть чистая у девушки.

– Ну, ты загнул, – фыркнула Алла, шатко выбираясь в коридор. – Крепче спит не тот, у кого совесть чистая, а тот, у кого ее никогда не было.

– Три минуты, Генка, – предупредил Максим. – И мы уходим.

– Ну, я могу, конечно, с ней поспорить… Но, во-первых, с голой женщиной трудно спорить, а во-вторых, вы сами знаете Чеснокову. За что мы ее любим?

– Не обобщай, – сказала Алла. – Это ты ее любишь. А мы относимся к ней критически.

Вставала Чеснокова целую вечность – драма с элементами кладбищенского плача. Если вода – это жидкость без вкуса, цвета и запаха, то что тогда бежит из крана? Вновь возник Генка и попросил время – Чеснокова, дескать, решает, в чем идти на дело.

– В гробу она пойдет на дело! – зарычал, выходя из себя, Максим. – Вы знаете, что за нами осуществляется скрытое наблюдение? И если мы не свалим сию же минуту, неизвестно что произойдет!..