Михаил Петров - Гончаров и Бюро добрых услуг

- Вы Николай Александрович? - Первое, что спросил я.

- Он самый. Николой Александрович Муравьев. - Привстал старик, отыскал на полу стекляную баночку и сплюнул туда мокроту. - Спасибо вам, товарищи, век не забуду. Еще бы несколько часов и я бы отдал Богу душу. Кто вы такие и как меня нашли?

- Нас сюда прислала ваша знакомая, товарищ. - Усмехнулся Ухов от такого обращеня. - Инна Николаевна, кажется она ваша двоюродная пллемяница, товарищ? Она сейчас в больнице и сильно переживает за свою дочку. Где она сейчас находится и что тут у вас произошло?

- Какая знакомая! Какая племяница! - Негодующе возмутился старик. Она моя родная дочка. Боже мой, Инночка в больнице? Что с ней, что с моей девочкой? - Вместо ответа, глядя на нас с вопросительной мольбой залепетал он. - Да говорите же, наконец, что там случилось?

- Успокойтесь. - Прижал его к дивану Ухов. - С ней все в порядке. Она ранена, но не опасно. Совсем скоро вы сможете её увидеть. Отвечайте на наш вопрос, где сейчас находится Виктория Бурова?

- Откуда ж мне знать? - Едва слышно ответил старик и по его морщинистым щекам потекли слезы. - Инночка доверила мне внучку сегодня ранним утром, а я её не уберег и нет мне за это никакого прощения, лучше бы я в самом деле сдох!

- Ты, старый пень, лирику - то свою кончай! - Встряхнул его Ухов за плечи. - Говори русским яэыком, что у вас тут произошло после отъезда Соколовских?

- Беда у нас произошла. - Ответил Николай Александрович и устало прикрыл веки.После того как Инночка вместе с мужем уехали, я напоил Вику чайком с вареньем и велев ей никуда не отлучаться без моего разрешения, сам прилег ещё немного вздемнуть, потому, что почти всю ночь не спал. Я - то, старый дурень, и не думал, что все так серьезно, да и на Барона понадеялся. Злющий у меня овчар. Зря только понадеялся, он даже не разу не гавкнул.

А я - то заснул, да крепко так, ничего не слышал. Проснулся только тогда, когда Вика кричать стала. Выпрыгнул я из под одеяла и прямо в пижаме к ней в комнату, сперва-то думал, что приснися ей сон страшный, потому и кричит. Выскочил я, знаит, тут совсем даже не сон.

Два мужика с черными колпаками на головах заламывают руки моей Вике. Я на них с кулаками, а они меня как шваркнут, ну я и отлетел обратно к себе в комнату. Еще копчиком о печку сильно шарахнулся. Лежу на полу, а как встать не знаю.

Тогда, думаю, кричать надо, может кто из соседей услышат, да придут ко мне на помощь, ну и заорал. Шибко-то не мог, а так, пропищал больше. А лиходеи, значит, видят такое дело и зашлепали мне кричалку пластырем. А потом говорят промеж себя, что дескать, мочить деда надо. А другой-то, спасибо ему, не соглашается, возражает. Говорит, - все бы тебе мочить, да мочить, скоро рвать меня начнет от твоего мочила. Если все сложится нормально, тебе ещё предстоит троих пришить. Отведешь душу. А лишнюю кровь проливать не надо. Старик, наши личности не видел, а значит и узнать не сможет. Говорит, значит, чтобы у нас с ним хлопот не было, мы лучше его свяжем и в подпол закинем. Пускай, мол, спокойно отдыхает, а если у нас сегодня вечером получится какой - то прокол, то через этого деда, меня, значит, предупредим Соколовских, чтобы не дергались, иначе мы их маленькой сучонке, внучке, значит, отрежем голову. Пусть она у нас в заложницах будет.

На том они и порешили, связали меня моими же веревками и столкнули в подпол. А я когда падал, то лоб сильно пришиб. Аккурат я им об кадку с огурцами пришелся. Вот от этого удара я сознанье-то и потерял. Гляди ка какой рог вырос! Не то, что смотреть - щупать страшно, изверги проклятые.

Ну вот, а когда я в себя - то пришел, здесь, наверху, надо мною, уже никого не было. Тихо стало. Я часа два покрутился и понял, что от веревок этих, проклятущих, мне самолично нипочем не освободиться. Хреново мне стало, холодно. Понял я, что к вечеру или самое позднее к ночи околею. Так бы оно и случилось, да на мое счастье, Бог мне вас послал.

- Не Бог, а ваша дочь, Инна Николаевна. - Задумчиво возразил я. - Но почему она не сказала нам, что вы её отец?

- То долгая история. - Вздохнул старик. - Я от Лиды и Инночки ушел лет тридцать назад, когда она только в первый класс пошла. Правильно будет сказать, не сам я ушел, Лидка меня выгнала, годючка семихвостая. Нашла себе одного богатого спекулянта, а меня прогнала. Инночка-ь то тогда маленькая была, ничего не понимала, а как только соображать начала, лет в четырнадцать, хотела ко мне ко мне насовсем перейти жить. Мне к тому времени завод, в другой раз, однокомнатную квартиру выделил, что ты! Сталинской планировки, хоть в футбол играй. Так, что нам с Инночкой места бы за глаза хватило. Я ведь так и прожил потом одиночкой. Все для неё место берег, а она так и не пришла. Лидка не пустила.