Михаил Петров - Гончаров и сатанисты

- Ну вот, дружок, все в этом мире переменчиво, и не всегда наши желания совпадают с нашими возможностями. Тебя как зовут-то, дружище? Видишь, как я вежливо с тобой обращаюсь, не то что ты... Кличут тебя как?

- Не твое сучье дело. Отдам я тебе два куска, отвязывай, пес паскудный.

- А ведь я могу обидеться и тогда начну допрос с пристрастием. И надеюсь, доведу до конца дело, которое ты замышлял. Правда, поменявшись ролями. Извини, но такова воля провидения. Дай-ка я гляну, что у тебя в мошне...

Я скрупулезно очистил карманы "медвежатника". Все барахло сложил в его же шапку. Пока я неспешно изучал трофеи, он шипел и матерился, как обманутая тольяттинская проститутка. А улов был вовсе не хилый. Во-первых, миловидный дамский пистолетик размером с фигу, мудреный нож с набором слесарных инструментов. Во-вторых, деньги, и очень большие. Наконец, водительское удостоверение, выданное на имя Граблина Артура Артуровича. С него я и начал:

- Что ж ты, Артур Артурович, два моих куска закосил, нехорошо, так друзья не поступают. У самого-то вона сколь, а у меня ни полушки, ни косушки.

- Забирай свои два куска и исчезни, шакал. Попадешься мне, шею я тебе сверну. Ты еще меня в задницу поцелуешь.

- Может быть, может быть. Только сейчас разговор о другом. Поведай-ка мне, гражданин Граблин, что ты вместе со своими дружками делал двадцать седьмого ноября в пять часов вечера?

- Какая тебе разница? Да и не помню я.

- А ты вспомни. Очень я про это хочу знать. Вспомни вечер четверга.

- Да пошел ты на хрен, следователь гребаный. Утомил!

- Значит, отвечать вы отказываетесь? В таком случае я вынужден применить насильственные меры и, так сказать, некоторое давление на ваш несговорчивый организм. Посмотрим, возможно, вы заговорите, когда из него полезет дерьмо.

Я сел за руль и осторожно направил машину на обалдевшего от такого поворота Артура. Самое главное было в этой ситуации - не раздавить его по-настоящему. Он с ужасом смотрел на надвигающийся радиатор своего четырехколесного друга. Белая, всепонимающая маска смерти с открытым ртом глядела на меня через лобовое стекло. Я видел, как от напряжения на его лбу вздулась синяя жила, а глаза вылезли из орбит. Упершись ногами в бампер, он пытался остановить жуткую смерть. Я выжал сцепление, передернул скорость на нейтралку и дал полный газ. Он заорал дико, по-звериному, перекрывая рев двигателя и нарушая зимнюю гармонию природы. Улыбаясь, я вышел из машины.

- Ну что, пацан, страшно? Будем говорить? Или начнем тебя плющить, клоп вонючий. Как ощущение? Каковы эмоции? Молчишь? Я могу повторить.

- Не надо. Я буду говорить. Спрашивайте.

- Отлично, мой друг. Скажи положа руку на сердце: тебе хочется быть раздавленным?

- Нет. Не надо, пожалуйста, я вас прошу.

- Прекрасно. А как по-твоему, хотелось ли этого той женщине, которую вы убили аналогичным способом двадцать седьмого ноября? Отвечай.

- Какой женщине? О чем вы говорите? Я не понимаю.

- Перестань гнать дуру. Я говорю о той бабе, которую вы в пять вечера возле кладбища бросили мне под колеса. Вспомнил?

Отпустив челюсть, он округлил черные наглые шары и нутряным мычанием чревовещателя выразил не то отрицание, не то непонимание.

- Чего бараном уставился? Не всосал? Сейчас помогу. - Я решительно открыл дверцу машины, собираясь продолжить процесс дознания.

- Нет, не надо! - захлебнулся он ревом кастрируемого быка. - Я все расскажу, только не делайте этого.

- Уговорил, только рассказ твой должен быть честен и правдив.

- Извините, но я не знаю, о какой женщине вы говорите. Подождите, не торопитесь! Поверьте мне, я первый раз о ней слышу, а в четверг мы с мужиками были на презентации у одного пацана. Разошлись только в двенадцать. Это легко проверить.

- Мальчонка, тебе не надоело крутить вола? Какая презентация, какой пацан, когда вчера я собственными глазами видел, как вы рассекаете на моей "девятке", которую вы угнали сразу после наезда. Кстати сказать, норовя при этом зацепить и меня.

- Клянусь матерью, ни я, ни мои пацаны ничего об этом не знаем! Двадцать седьмого ноября мы все обмывали новый гаражный бокс Эдика.

- Ну, сучонок, ты обнаглел! Сейчас ты будешь похож на цыпленка табака в собственном соку. Подонок!

Я опять сел за руль, на сей раз намереваясь слегка его помять. Он, очевидно, это понял, потому что завопил с удвоенной силой достопочтенного Карузо в момент деликатной операции:

- Не сме-ей! Я тебе все расскажу. Только не надо...

- Хорошо, я готов тебя выслушать, но это в последний раз.