Валерия Леман - Сны мертвой девушки из Версуа

Следователь. Расскажите, как все произошло.

Монтесье. Это не так просто. Все началось как-то странно и непонятно. После того как мы захоронили Камиллу, прошло несколько дней. Никто, казалось, не догадывался об этой трагедии, и я почти успокоился. И тут эта девочка – признаться, я толком ее и не замечал, знал лишь, что она часто приходила к моему сыну, он был в нее влюблен и все такое. Так вот, вдруг я стал замечать ее долгие, странные взгляды. Сначала не придал этому значения. Но однажды, когда я сидел у клумбы, читая газеты…

Следователь. Продолжайте.

Монтесье. Черт, это так трудно объяснить!.. Я просто сидел и читал утренние газеты – все как обычно. И вдруг почувствовал ее взгляд – она стояла на дорожке и пристально смотрела на меня. Потом перевела глаза на розы и – снова на меня. Улыбнулась. У меня от этой улыбки все похолодело внутри. Тут ее позвал Шарль, и она убежала в дом, вежливо поздоровавшись со мной на ходу.

Вечером в тот же день она подошла ко мне и без улыбки, с самым серьезным видом спросила, пристально глядя мне в глаза: «Я красивая?» Меня этот вопрос и сам взгляд совершенно сбили с толку. Я принялся говорить банальности о том, что юность – прекрасна сама по себе, что некрасивых девушек не бывает и прочее в том же духе. Она перебила меня: «Значит, вы находите меня некрасивой?» Я ответил: «Нет, ты красивая, Шарлотта». Она молча кивнула и ушла.

Следователь. Шарлотта Дижон больше никогда не намекала на то, что знает тайну вашей клумбы роз?

Монтесье. Она мучила меня. Я никак не мог понять, известно ей что-то конкретное о клумбе или тот ее взгляд ничего особенного не значил. Шарлотта проводила у нас целые дни, оказывая особое – поистине мучительное – внимание мне. Шарль страшно ревновал и однажды даже устроил мне сцену ревности. Он начал пить. Я чувствовал, что все кончится катастрофой – эта рыжая девчонка принесет несчастье в наш дом. Можете представить, она стала мне сниться, и во сне я был в нее влюблен, нетерпеливо и мучительно ждал встреч. Просыпаясь, я приходил в ужас – ведь Шарлотта была еще совсем ребенком. Но приходила она, и я, даже мимолетно встречаясь с ней взглядом, видел в ней умную, расчетливую женщину.

Следователь. Мы имеем сведения, что однажды Шарлотта Дижон пришла, заявив служанке, что у нее к вам важное дело, и пробыла в вашем кабинете долгое время. О чем вы с ней говорили?

Пауза.

Следователь. Вы не хотите отвечать на этот вопрос?

Монтесье. Повторяю: все это для меня не так просто объяснить, чтобы вы поняли. Мы говорили обо всем и ни о чем. Сначала она заговорила о том, что лишь недавно узнала, кто ее отец и даже познакомилась с ним. Она сказала, что балкон квартиры ее отца выходит в мой сад. Я не мог понять, к чему она клонит – фасад моего дома из-за деревьев и кустарников не просматривается даже с верхних этажей того здания, так что с балкона она никак не могла видеть… закладку той клумбы.

Потом Шарлотта заговорила о Шарле – что он очень милый, и ей жаль, что он стал много пить. Я сказал, что Шарль пьет из-за нее, что он влюблен, а она довольно холодна с ним. Шарлотта улыбнулась и сказала: «Что вы знаете о любви, вы сами? Вы ее боитесь». В ее словах прозвучала недетская горечь, и меня как током ударило. Но она тут же заговорила о глупейших банальностях – о цветах, о том, что ее матушка обожает герань и васильки, а она сама предпочитает ирисы. Я все время был в напряжении, мне казалось, этот разговор о цветах – неспроста. А Шарлотта внимательно наблюдала за мной. «Давайте поиграем сегодня в теннис», – вдруг сказала ни с того ни с сего. Я с облегчением согласился, и мы немного поговорили об этой игре и о своих успехах в ней. Потом Шарлотта вдруг снова заговорила о цветах. Ей как будто нравилось мучить меня. Она сказала: «А ведь я, кажется, влюблена в ваши розы, они такие красивые. Хотя и камелии ничуть не хуже. И почему мама не назвала меня Камиллой?» Боюсь, при этих словах я побледнел, как смерть. Тут уже не оставалось никаких сомнений – Шарлотта все знала. И поняла, что теперь и я это понял. Она поднялась и, зевнув, произнесла: «Полночи не спишь, а потом целый день зеваешь. Но в теннис-то мы с вами сыграем. Договорились?» Можете представить, что я испытал.

Следователь. И вы решили избавиться от свидетеля?

Монтесье. Поймите, я ведь не закоренелый преступник, я всю жизнь был законопослушным обывателем. Как можно хладнокровно решиться на такое? Я лихорадочно думал, как спасти ситуацию: например, ночью откопать труп Камиллы и перевезти его в другое место, зарыть где-нибудь в горах, в лесу. На другой день ко мне приехал Пьер Бенини, и я все ему рассказал. Он страшно занервничал, но в общих чертах согласился с планом перезахоронения. Был уже вечер, очень тихо и тепло, мы сидели в саду. И вдруг услышали пение: тонкий девичий голос пел странную песню, похожую на молитву, – о том, что земля хранит много тайн, но все они известны богу или что-то в этом роде. Это потом я понял, что Шарлотта пела, сидя на балконе у отца, а тогда – балкон ведь закрыт деревьями – казалось, что песня льется с небес. Мы с Пьером долго сидели, не двигаясь, не глядя друг на друга. Нам было страшно.