Лора Роулэнд - Засекреченные приключения Шарлотты Бронте

— Никого больше тут нет.

Значит, Брэнуэлл ускользнул в «Черного быка», пока мы спали. Против обыкновения ему в его жалкой жизни улыбнулась удача.

— Хватит и этих троих. — Пистолетчик сказал папе: — Проводите нас в подвал.

Папа неохотно отодвинул засов на двери подвала, за которой темная лестница уводила под дом.

— Все вы спускайтесь, — приказал пистолетчик.

Мы пошли вереницей, папа впереди, за ним Энн, затем мужчина с лампой. Державший меня подтолкнул меня за ними. Пистолетчик шел за нами по пятам. Никто из нас не позвал на помощь. До деревни было слишком далеко, чтобы там могли нас услышать. Пока мы спускались, узкий колодец лестницы стиснул меня. Я вдыхала сырой запах земли и испытывала то удушье, в которое ввергает меня самая мысль об утрате свободы. Я подавила потребность пробиться назад, вырваться на поверхность. Мы оказались в подвале со стенами из камней и земли, куда мы спускались очень редко. Незваные гости швырнули папу, Энн и меня на пол среди хлама, накопившегося тут за долгие голы. Пятясь, они поднялись по лестнице. Папа сказал:

— Будьте милосердны. — Голос его дрожал. Мы с Энн прижались друг к другу; она постанывала, меня душил ужас. — Пожалуйста, отпустите нас.

— Замолчите! — сказал пистолетчик.

Он и его товарищи исчезли за дверью и с треском ее захлопнули. Подвал погрузился во мрак. Я услышала, как задвинулся засов. Затем наступила тишина, прерываемая лишь нашим дыханием.

— Видимо, это еще одно в чреде несчастий, преследующих нас, — сказал папа.

— Тут никаких сомнений нет. Я узнаю руку того же злодея, — сказала Энн печально. — Я надеялась, что опасность от него миновала, но, увы, видимо, нет.

— Но зачем ему запирать нас в нашем собственном доме? — сказал папа. — И как долго эти люди намерены держать нас здесь?

Энн ничего не ответила. Удушье стискивало мне грудь. В капкане подземной тьмы я ловила ртом воздух.

— Они не могут держать нас здесь взаперти вечно, — сказал папа, точно стараясь успокоить не только Энн и меня, но и самого себя. — В деревне нас хватятся. Люди придут выяснить, что случилось. Они нас спасут.

Холодный сырой мрак пронизывали наши жуткие предчувствия того, что может произойти с нами за это время. Я услышала приглушенные голоса вверху. Незваные гости все еще были в доме. Энн сказала:

— Брэнуэлл рано или поздно придет домой.

Однако мы знали, что нечего ожидать, чтобы бесталанный, одурманенный опиумом пьяница выручил нас. Мое сердце глухо колотилось от нестерпимого желания освободиться. Я слепо карабкалась по ступенькам, споткнулась, упала на четвереньки и всползла до верхней. Я забарабанила кулаками в дверь.

— Выпустите меня! — кричала я.

Никто не откликнулся, дверь оставалась запертой. Я стучала, пока мои руки не покрылись кровью, кричала, пока не сорвала голос. Наконец, отчаявшаяся, обессиленная, я соскользнула по ступенькам вниз. Энн обнимала меня и шептала слова утешения, а я плакала. Я оплакивала мою потерянную свободу, книгу, которую никогда не напишу.

— Если подобное случилось с нами, — сказал папа с нарастающим ужасом, — то что обрушилось на Шарлотту?

Остальная часть плавания до Шотландии обошлась без происшествий. Королева и принц-консорт удерживали Берти при себе, избавив меня от докучливых забот о нем. Мне оставалось только развлекать благовоспитанную принцессу. Если на королевской яхте и пряталась опасность, никаких признаков ее я не замечала. Со дня убийства Изабели Уайт я не чувствовала себя в большей безопасности. Через тридцать семь мирных часов после отплытия мы 7 сентября прибыли в Абердин. Кареты и лошади, отправленные в Шотландию морем заранее, отвезли нас в новое королевское поместье в Балморале.

В Шотландии королева была столь же любима, как и дома. На протяжении всего пути шотландцы выходили приветствовать ее. Королева, принц-консорт и двое их старших детей ехали в открытой карете впереди нашей процессии. Толпы встречали их оглушительными радостными криками. Въезд в каждую деревню был украшен в честь королевы триумфальной аркой, сложенной из снопов ячменя или пшеницы, изукрашенной цветами, еловыми ветками или оленьими головами. День слагался из вида счастливых лиц, звуков голосов, выкрикивающих приветствия на странном диалекте, музыки волынок, речей местных землевладельцев и ружейных салютов. Катя в карете с другими королевскими служителями, среди ферм со снежными пиками в отдалении, я ощущала себя участницей величественного исторического спектакля. Оказываемый нам восторженный прием на время отвлек меня от жутких событий, из-за которых я оказалась здесь.