Наталья Андреева - Куда уходят грешницы, или Гробница Наполеона

Во всем этом было так много театрального, что присутствующие не сразу поверили в смерть хозяина дома. Замерли в ожидании нового сюрприза. Вот сейчас Грушин поднимется и начнет смеяться: «Ха, ха! А вы опять поверили! Болваны!» Но прошла минута, другая. Грушин не шевелился.

– Он… он… он… – попыталась выговорить Прасковья Федоровна.

– Он умер, – довольно спокойно сказал Артем. – Вот он, конец Даниила Грушина.

– О боже! – отчаянно воскликнула писательница. – Вы только посмотрите! Буфет! Он открыт!!!

– И в самом деле, – подтвердил Сид. И пригляделся. Поскольку зрение у него было отменное, он протянул с удивлением: – Гляньте-ка! Ампула! Ее там нет!

Действительно. После убийства Инги гости были настолько потрясены, что не обратили внимания на буфет. Меж тем дверца оказалась чуть приоткрыта. А полка, на которой раньше лежала ампула с цианистым калием, пуста.

А на полу лежал мертвый хозяин дома.

– Кто же это сделал? – спросила Прасковья Федоровна, обводя глазами присутствующих. – Кто?

В этот момент тяжелую портьеру, закрывающую балконную дверь, отодвинула чья-то рука, и женский голос произнес:

– Это сделала я.

Она стояла у окна в светлом плаще, прижимая к груди маленькую светлую сумочку. На руках у женщины были тончайшие лайковые перчатки.

Она сделала шаг вперед, и Артем с огромным удивлением воскликнул:

– Ольга? Ты?!

– Как? Вы здесь?! – спросила Прасковья Федоровна, увидев хозяйку дома. – И давно?!

– С полуночи. К сожалению, я приехала поздно. Инга убита. Бедная запутавшаяся девочка! – с сожалением произнесла Ольга. – Как жаль! В пятницу вечером она передала мне видео– и аудиозаписи. Сказала, что хочет со всем этим покончить. И даже не попросила денег. Просто отдала со словами, что искренне мне сочувствует. Что мой муж подонок, и она была права! Мне на мобильный телефон давно уже шли таинственные сообщения. И вот Инга открылась и назначила встречу. Всю ночь я слушала. И смотрела. Слушала и смотрела… Я словно родилась заново. Взглянула на свою семейную жизнь другими глазами. Сначала я плакала. Потом подумала, что убиваться по Даниилу Грушину много чести. Я хотела подать на развод. Но вдруг представила, что он будет жить и, скорее всего, найдет другую дурочку… Богатую, глупую и некрасивую. Или, напротив, молодую и смазливую. И вместе они будут надо мной смеяться. Как с Ингой… И я решила убить своего мужа. Недалекая, некрасивая, толстая Ольга Грушина… Семнадцать лет! Семнадцать лет человек, которого я безумно любила, врал мне и притворялся, что тоже меня любит! И все из-за денег! Как же это мерзко! Он заслужил смерть.

Ольга с презрением посмотрела на мертвого мужа.

– Но как?! – с удивлением спросил Артем.

– Каким образом? – эхом откликнулась Прасковья Федоровна.

– Разумеется, я не знала о его планах. О вечеринке, о том, что Даниил решил избавиться от шантажистки, причем чужими руками. У меня был свой план. Я решила обставить все как самоубийство. Я знала, что у Дани есть цианистый калий. Ампула давно уже лежит в буфете. Я даже спросила мужа: «Зачем?» Но он таинственно улыбнулся и сочинил какую-то небылицу. И запер буфет на ключ. На всякий случай я сделала слепок и заказала второй ключ. Муж последнее время был какой-то странный. И этот яд… Я ведь хотела, чтобы Даня жил долго и счастливо! А вчера ночью решила его убить. Мятный ликер, эту гадость пил только мой муж. Я хотела тайно приехать сегодня ночью, когда он будет спать, и насыпать в бутылочку с ликером цианистый калий. Завтра перед обедом он непременно выпил бы рюмочку. Я прекрасно знаю его привычки! Все было бы кончено. Вечером приехали бы мы с Максимом и нашли в кабинете труп хозяина дома. Я специально послала к нему психотерапевта. Того самого, что консультирует мою маму. С одной-единственной целью: спровоцировать мужа, чтобы он сорвался и накричал на врача. Я знаю, как Даня к ним относится!

Ольга достала из сумочки диктофон и нажала на кнопку. Раздался голос Даниила Грушина, то и дело срывающийся на крик:

– Я устал, слышите?! Устал от того, что меня постоянно контролируют! Следят за каждым моим шагом! Это не жизнь – пытка! Каторга! Я так больше не могу!

И другой голос, мягкий, тихий:

– Ну-ну, успокойтесь…

– Я так больше не могу! Не хочу! Вы слышите? Не могу! Так! Жить!

Ольга нажала на кнопку и сказала:

– По-моему, достаточно. Человек устал от жизни. Запасся ядом, делал намеки. И то, что он покончил с собой, не удивительно. У меня есть свидетель: психотерапевт. Ему хорошо заплатили. Он подтвердит. Я неоднократно жаловалась на состояние мужа. На то, что он находится в глубокой депрессии. И попросила ему помочь. Врач приехал, попытался поговорить с Даниилом. Разговор записан на пленку. Очевидно: человек не в себе. Психотерапевт подробно опишет состояние, в котором Даниил находился сегодня утром. То есть уже вчера. И то, что ночью он покончил с собой, никого не удивит. Ампулу с ядом доставал он через знакомых. Они это тоже подтвердят в кабинете у следователя. У меня железное алиби: я всю ночь была в загородном доме у своих родителей. О том, что я здесь, не знает никто. Машина оставлена на шоссе, далеко от дома. Я так же тайно уеду, и никто ничего не узнает. Родители и прислуга подтвердят мое алиби… Даня, Даня, – Ольга с сожалением покачала головой. – Я ведь дала тебе время до полуночи! Чтобы ты хорошенько все обдумал и признался мне. Если бы ты позвонил и рассказал правду, все было бы по-другому. Мы просто развелись бы. Ты остался бы ни с чем, но жив. Но ты был занят своими планами. Бедный, бедный… Наполеон…