Мэтью Кляйн - Афера

Присев, она тут же спрашивает:

— Так вы из полиции?

Услышав вопрос, я принимаюсь хохотать.

— А что в этом смешного? — смущается она.

— Видите ли, я настолько далек от полиции, насколько это вообще возможно.

— Как это понимать? Вы преступник?

— Бывший, — объясняю я. Я давно уяснил, что об этом лучше рассказывать сразу. Если промедлить, собеседник будет чувствовать себя обманутым, когда узнает. Если рассказать о своем прошлом афериста спустя день после знакомства, он оскорбится. Лучше, чтобы от тебя изначально не ждали многого, и на этом фоне потом удивлять.

— Я просидел в тюрьме около года, — добавляю я.

— А что вы натворили? За что вас посадили?

Судя по выражению ее лица, вопрос лишь в том, сидел ли я за убийство. Она хочет понять, опасен ли я.

— Ничего особо криминального, — туманно отвечаю я таким тоном, будто я украл из подсобки пару коробок со скрепками. — Да и без особого размаха.

Но немного лукавлю. Я провел пять лет в федеральной тюрьме за мошенничество с ценными бумагами и почтовыми рассылками. Когда меня поймали, дело было поставлено на широкую ногу.

— Понятно, — нараспев произносит она, сопоставляя новые факты с моим поведением в том баре, где я был добрым самаритянином, спасшим юношу от побоев, а то и от чего пострашнее. Как ей объяснить, что я аферист? Что аферы всегда были моей страстью? Что когда я вижу незадачливого афериста, мне хочется вмешаться и дать ему пару советов. Это как если бы Ренуар оказался в какой-нибудь школе живописи, которую рекламируют на спичечных коробках. Увидев мальчишку, рисующего портрет слоненка Дамбо, он бы пришел в ужас. Он бы вскричал: «Нет-нет, это terrible, [1] Ужасно (фр.). рисовать надо не так!»

— Но все это уже в далеком прошлом, — уверяю я собеседницу. — Теперь я самый обычный человек, пытающийся наладить свою жизнь.

Она пристально смотрит на меня. Что-то не дает ей покоя.

— У вас такое знакомое лицо…

Как всегда. Именно в этот момент люди пытаются припомнить, где они меня видели. Обычно это занимает несколько минут. Затем они сдаются, и я сам напоминаю. «Ну, конечно, — с облегчением отвечают мне. — Я так и думал». Затем они еще какое-то время смотрят на меня, сравнивая мое лицо с тем, которое видели по телевизору. В этот момент люди всегда грустнеют. Я — живая иллюстрация к фразе «Время никого не щадит». Когда-то мое лицо мелькало на телевидении каждую неделю, особенно по ночам, когда крутили рекламное шоу о системе похудания, построенной вокруг колоды игральных карт. Шоу называлось «Карточная диета». Не помните? Вытаскиваешь карту — а на ней, скажем, изображен бифштекс — и тогда съедаешь кусок мяса. А если выпадает вареная брокколи, надо съесть ее. В моей системе не было ровным счетом ничего научного. Только вот на всю колоду имелась одна-единственная карта с бифштексом, зато целых пять с брокколи и еще пять с яблоками. Подозреваю, что, когда толстушки сдавали себе брокколи, они считали сдачу неправильной и вытягивали еще одну карту, затем еще одну и так далее, пока, наконец, не выпадала нужная: с попкорном или шоколадкой.

— Вы меня видели по телевизору, — объясняю я, чтобы больше ее не мучить. — Помните «Карточную диету»?

— А, — вспоминает она. — Ты это были вы?

Явно начинает сравнивать.

Я сидел в тюрьме Ломпок, в блоке общего режима. Но общий режим — это не то, что вы думаете. Это не загородный клуб. Если только в вашем загородном клубе профессиональные игроки в гольф не проводят бесконечные ректальные осмотры, если теннисные корты не закрываются дважды в день на перекличку и если у вас не принято пырять ножом любого, кто случайно возьмет чужой кусок мыла. Пять лет жизни по чужому расписанию, когда ходить в туалет можно, только если разрешат, когда за тобой круглые сутки наблюдают охранники, когда тебя кормят непонятно чем — эти пять лет превратили меня из симпатичного актера второго плана в участника массовки, да еще и бывшего. Из тюрьмы всегда выходишь другим человеком. Спросите любого отсидевшего афериста. Он вам расскажет.

— На телевидении я больше не появляюсь, — объясняю я. — Как я уже сказал, я теперь всего лишь честный человек, который пытается честно заработать себе на жизнь.

Она обдумывает мои слова и в итоге выдает:

— Очень жаль.

Я улыбаюсь. Такой неожиданный и прекрасный поворот разговора, я просто обязан за него уцепиться.

— А что?

— У меня есть для вас работа.

— Какого рода работа?