Анна и Сергей Литвиновы - Та самая Татьяна

Однако конфидент мой оказался дьявольски проницателен.

Дьявольски! Я не случайно употребила это слово, сестра! Не так уж много тогда я сказала ему – но он словно видел меня насквозь: мою жизнь, идеи, чувствования. Притом, откуда он мог знать меня? Та наша встреча оказалась единственной – первой и последней. Но он сразу приобрел надо мной власть – каковую обеспечивает только знание потаенных уголков души другого человека.

Для примера я приведу тебе окончание того нашего разговора на опушке хладной рощи.

– Что бы сказали вы, Ольга Дмитриевна, – начал он с обольстительной улыбкой, – если б узнали, что ваш Владимир Ленский изменяет вам?

– Этого не может быть! Он любит меня.

– И тем не менее: какова была бы ваша реакция?

– Глупый вопрос! – рассердилась я. – Это так же невозможно, как если бы небо упало на землю!

– И тем не менее. Я точно знаю. У Ленского есть, кроме вас, сердечная привязанность.

– Кто же это? – воскликнула я с надменной усмешкой. Я по-прежнему не верила ему.

– Обитательница его девичьей. Ее зовут Мария. Дочь Евстафия, управителя красногорского.

– Дворовая девка?! Этого быть не может!

– А вы спросите у господина Ленского сами, – сказал он с обольстительной улыбкой. – Посмотрите, что он вам ответит.

– А если б даже и так?! – воскликнула я в сердцах. – Что вам за дело?! И потом: это всего лишь дворовая!

– Но ведь вам же больно, – проницательно заметил он. – И потом: терпеть подобные унижения от супруга, которого любишь, – одно. Ты знаешь, за что страдаешь. Но от нелюбимого – избави Бог!

– Ах, с чего вы взяли, что я не люблю Ленского?!

– А это видно, моя дорогая. Люди вокруг видят о каждом из нас гораздо больше, чем мы сами можем представить. Видят и судачат, и знают. Вот и мне очевидно, что вы будете страдать и рваться, если выйдете за человека, с которым вы оплошно обручились. Я знаю, вы любите другого…

– Откуда?! – воскликнула я. – Он вам сказал? Вас прислал он ? Григорий?

– Видите, как вы легко выдаете сами себя, – улыбнулся он. – Значит, я прав – у вас есть возлюбленный, и его зовут совсем не Владимир, но Григорий. А как же вы думаете поступить с Ленским? Неужто вы покорно, словно овца, пройдете тем ужасным путем, что прошла ваша маменька – а теперь приуготовила вам? Выйдете за нелюбимого?

– Но что могу я сделать?! – почти простонала я. Несмотря на странную и даже пугающую осведомленность господина, он отчего-то вызывал во мне доверие.

– Вам надо господина Ленского устранить, – сардонически улыбнулся незнакомец. В тот момент он показался мне Мефистофелем.

– Устранить?! – Я была ошеломлена. – О чем вы говорите?

– Ну, представьте: когда бы он вдруг однажды вовсе исчез, насколько бы всем сразу стало лучше.

– Исчез?! Что вы имеете в виду?

– Ну, допустим, умер. Или был бы арестован. Сослан. Или отправился в длительное путешествие в Европу.

– Но как я могу желать этого? Ведь он мой жених!

– Желать не можете, – ответствовал он с любезной улыбкой, а заключил парадоксом: – А сделать – вполне.

– Что вы имеете в виду? – повторила я, совершенно обескураженная и чувствуя себя вдруг ослабевшей.

– К примеру, – приятно улыбнулся мой собеседник, – представим себе ситуацию, что вашего жениха вызвали на поединок. И тут возможны два исхода: либо его убьют (что лично вам, безусловно, будет только на руку)…

– Что вы такое говорите… – прошептала я.

А он будто бы не заметил моих возражений и продолжал:

– …либо Ленского арестуют за дуэль, а впоследствии за нее сошлют. Данный исход для вас, конечно, хуже, чем его гибель, – но тоже порождает определенные надежды.

– Вы хотите сказать, что мой Григорий должен вызвать Владимира?

– Ну, почему же именно Григорий! Бретеров и забияк нынче много. Да и у самого вашего жениха кровь – как у всякого поэта – должна быть горяча. Такие часто взрываются ревностью и другими сильными чувствованиями – и, соответственно, нарываются на неприятности. А стреляет Владимир, должно быть, худо – что взять с выпускника Геттингенского университета!.. Подумайте над этим.

– Вам-то что за дело до моего жениха?! Зачем вы-то проявляете к нам свою участливость?

– Старые счеты, сударыня, – любезно проговорил он.

– О чем вы?

– Не терплю я, говоря по совести, всю эту фамилию – Ленских. Ни батюшку его не терпел, ни маман. Как говорила моя старая нянька, шибко они благородные. Денег, как та же нянька сказывала, куры не клюют, в Геттингенах обучаются – а от соседей и друзей нос воротят. Ф-фу, не терплю!