Анна и Сергей Литвиновы - Та самая Татьяна

«У Лариных две дочери, – сказал мне генерал. (Я продолжаю передавать вам, княгиня, рассказ вашего зятя, майора.) – Обе хороши. Молоды, свежи. И в обеих есть огонь. (Еще раз прошу простить меня, княгиня.) – Они любят гулять по окрестностям – иногда вдвоем, а чаще порознь, с книжкой или журналом. Одна, меньшая, зовется Ольгою. Вторая, постарше, Татьяной».

«Ты можешь, – обратился к вашему зятю генерал, – как бы случайно повстречать в лесах или в полях одну или другую. Обе умны, общительны – и не дичатся».

На следующий день я вновь поехал туда. Мы вновь сошлись с Ольгой на том же месте. Я снова завел свои речи. Она нравилась мне все больше. Разговор наш стал настолько приятен, что я попросил соизволения ее поцеловать. Она позволила. Я не вкушал поцелуя более сладкого. Голова моя закружилась…

Далее, дорогая княгиня, я делаю вынужденную паузу на два-три абзаца, ибо вовсе не все, что говорится меж мужчинами за обедом, предназначено для нежных женских ушек.

Наконец, когда стихли бурные восклицания сослуживцев, восхищенных быстротой и напором майора, он продолжил:

– Ольга показалась мне столь мила, что я готов был поступиться ради нее самым дорогим, что у меня в ту пору имелось, – своей свободой. Я не привык долго рассусоливать и ходить вокруг да около. И тогда я сделал ей предложение. Признаться, я полагал, что барышня будет в восторге – однако она ничего не ответила мне. Я принялся допытывать ее, что сие значит. Ольга была уклончива и кокетлива – и вскоре сбежала от меня домой, сославшись на то, что маменька ждет ее. Однако раньше я взял с нее обещание, что мы свидимся назавтра на том же месте, в тот же час.

Буду прямолинеен, господа: тогда меня уязвило отсутствие у возлюбленной желания немедленно выйти за меня. На следующий день, когда мы, наконец, увиделись, я приступил к ней с допросом. И она призналась, что помолвлена! Как?! – вскричал я, пораженный в самое сердце. Тогда она рассказала мне все.

По соседству с их семейством в О-ском уезде проживали, оказывается, некие Ленские: семейство богатое и знатное. Обе фамилии между собою дружили. У Ленских имелся единственный сын, Владимир. Одного возраста с моею Ольгой, он был ее товарищем по детским играм. Их родители не раз в шутку говорили: «Ах, какой жених подрастает для Оленьки!» Или: «Ах, какую невесту судьба приуготовила для Володеньки!» (На этих словах мой майор скривился.) Вскоре Дмитрий Иваныч, отец Ольги, скончался – но не раньше, чем взял с нее (и со своей супруги Прасковьи Александровны) обещание, что дочка выйдет за молодого Ленского. Делать было нечего: на смертном одре отца Ольга дала слово стать супругой юнца. Умирающий благословил их будущий брак. Маменька, Прасковья Александровна, была умилена и плакала навзрыд. Ольга обронила две-три слезинки. А юный Володенька (Аржаев опять скорчил мину) с обустроенной семейной будущностью (голос майора возвысился до сарказма), благополучно отбыл, видите ли, в Германию – учиться в университете.

Григорий хватил стакан залпом и продолжил свой рассказ:

– И вот теперь (рассказала мне в тот день Ольга) она, благодаря слову, данному своему папаше у дверей его гроба, оказалась несвободна. Нареченного своего супруга, юного Ленского, она, как призналась мне, не знает и не любит. Однако пойти против воли покойного папеньки барышня никак не может. Тем более Ленские богаты, Владимир – единственный наследник всех их лесов, полей, пашен и заводов. А у меня, вы знаете, господа, – обратился майор к своим однополчанам, – семьдесят душ крестьян и имение заложено.

Что же оставалось делать нам с Ольгой при столь бедственных обстоятельствах? Мы стали предаваться размышлениям о нашей невеселой будущности – а потом снова разъехались. И той же ночью в усадьбе генерала мне явилось решение: надо увезти Ольгу!

Ротмистр Вагин и унтер откликнулись на высказывание своего однополчанина одобрительными возгласами. Мы чокнулись и снова выпили.

– На следующий день, – рассказывал майор, – мы опять встретились с Ольгой, и я поведал ей свой план. Я упирал на то, что его воплощение не будет означать, что она нарушит свое слово. Нет – ведь это я, своею волей, увезу ее. Ей просто следует выйти в определенный день и час на крыльцо. Все случится как бы против ее желания. Моя Ольга стала отнекиваться – но, как мне показалось, больше для порядка. Ей не люб и не мил был тот самый Ленский, за которого ее принуждали идти замуж. В душе она, похоже, радовалась случаю избегнуть исполнения своего обещания. Ее больше привлекала бедная, но веселая жизнь со мной – чем праздное прозябание со своим юным ученым соседом. Восприняв ее робкое «нет» как потаенное «да», я принялся готовить умыкание (как называют сей обряд соплеменники нашего полкового командира).