Лора Роулэнд - Невероятные приключения Шарлотты Бронте

— В очередь! — Он говорил с сильным иностранным акцентом.

— В очередь — за чем? — спросил Джордж.

— Чтобы посмотреть комнату убийцы.

В мое сердце закралось дурное предчувствие:

— Какого убийцы?

— Поляка, — пояснила одна из мамаш, лондонская кокни. — Джозефа Типинского. Того, который укокошил трех женщин — Мэри Чэндлер, Кэтрин Медоуз и Джейн Андерсон.

— Он их заколол и вырезал у них внутренности, — с энтузиазмом добавил какой-то молодой человек.

Этих людей расспрашивал Джордж, я была слишком расстроена, чтобы говорить. Мы узнали, что жертвами были три уличные женщины. Их убивали в переулках поздно ночью и находили утром лежащими в лужах крови, с вырезанными женскими органами. По Уайтчепелу поползли слухи о разгуливающем на свободе монстре. Свидетель — никто не знал, кто это, — заметил Джозефа Типинского возле места последнего преступления, совершенного минувшим летом. А женщина с маленьким мальчиком сообщила, что видела, как полицейские выволакивали Типинского из его жилища в доме восемнадцать.

— Он был в наручниках, — доложила она. — Они бросили его в свой фургон и увезли.

— Что ж, — сказал мне Джордж, — это объясняет, почему он оказался в Бедламе, в отделении для преступников. Он не просто серийный убийца — нужно быть психически больным, чтобы делать такие чудовищные вещи.

— Хозяйка квартиры разрешает посмотреть его комнату за один пенни, — сообщил какой-то юнец.

Я подумала: должно быть, лондонцы — самые алчные в мире искатели любопытных зрелищ. Они толпами стекаются на Великую выставку, в Бедлам и даже в жилище убийцы.

— Но, может быть, он этого не делал, — запротестовала я. — Свидетель лишь заметил его рядом с местом преступления. Никто ведь не видел, как он убивал этих женщин, правда?

В толпе дружно закачали головами, но один старик с палкой возразил:

— Наверняка он это сделал. Иначе его бы не арестовали.

Его заявление было встречено общим одобрением. Джордж сказал:

— Шарлотта, мы узнали достаточно.

— Нет. — Хоть мне было дурно уже и от того, что я услышала, я встала в конец очереди и сказала: — Я хочу увидеть.

Джордж обреченно вздохнул и присоединился ко мне.

— Вы должны учесть вероятность того, что, даже если этот Джозеф Типинский — ваш друг Джон Слейд, это уже не тот человек, которого вы знали.

Я задумалась: что же такое могло случиться со Слейдом, чтобы превратить его из здравомыслящего и благородного человека в безумного убийцу? Если что-то и случилось, то я не в состоянии была даже вообразить, что именно. Так или иначе, мне нужно было знать правду, и жилище Джозефа Типинского, похоже, было единственным местом, способным дать ключ к разгадке.

Мы простояли в очереди целый час, дюйм за дюймом продвигаясь по грязной лестнице, такой узкой, что люди, спускавшиеся вниз, вынуждены были с трудом протискиваться мимо нас. Наконец мы достигли последнего пункта: площадки перед дверью на третьем этаже. Там, словно Цербер, охраняющий врата ада, стояла хозяйка дома. Она и впрямь напоминала маленького, но свирепого бульдога. Опрятное черное платье и белый чепчик придавали ей видимость респектабельности, которую, однако, компрометировала трубка, зажатая между острыми желтыми зубами.

— С вас два пенса, — сказала она. Джордж заплатил. — У вас пять минут.

Мы вошли в комнату. Хозяйка заняла позицию в дверном проеме — следить, чтобы мы ничего не украли. Комната представляла собой крохотную каморку с таким закопченным окном, что свет едва проникал в нее; из мебели здесь имелись только железная кровать и умывальный столик. В углу стоял видавший виды черный чемодан. Я ощутила запах, который обрушил на меня поток воспоминаний.

Запахи — все равно что машина времени, они мгновенно переносят человека в давно забытые места, к давно потерянным людям. Мое реальное окружение померкло. Я лежала в лесу со Слейдом, он обнимал меня, наши губы смыкались в поцелуе. Это был запах Слейда — мужской, солоноватый от пота, но свежий, несмотря на убогость условий, в которых он теперь, очевидно, жил. На меня нахлынули такая нестерпимая тоска и такое страстное желание, что на глаза навернулись слезы.

— Тут ничего особенного нет, — голос Джорджа Смита мгновенно вернул меня к действительности.

Он осматривал одежду, разбросанную по неубранной постели. Я украдкой вытерла глаза и присоединилась к нему. Одежда была именно такой, какую носят бедные иммигранты из Европы: потертые брюки, рубашка, белье, куртка, пара носков. Мне не верилось, что Слейд мог оставить вещи в таком беспорядке. Однажды он несколько дней прожил в моем доме и показал себя аккуратным и необременительным гостем.