Михаил Болле - Черный риелтор, или Квадратные метры жулья

— Помогите! Умираю от любви и удушья! — кричал он приторно-жалобным голосом.

А девочки хохотали и теребили своего любимого отца так, что даже Клаус, крутившийся около кровати, не выдержал и с громким лаем запрыгнул на ноги своего хозяина. Надя натянула на себя одеяло со словами умиления и наигранного недовольства:

— Никогда поспать по-человечески не дадут.

— Чего молчишь, сука! Я к тебе обращаюсь: почему вчера отказалась идти к нотариусу? — Приняв угрожающую позу, участковый милиционер призывал к ответу немолодую женщину.

Сидя за поцарапанным круглым столом и положив перед собой сжатые кулаки, она то и дело, словно ища поддержки, поглядывала на развешанные над старым сервантом фотографии покойного мужа. Некоторые фотографии были заботливо помещены в примитивные рамки, другие попросту прикреплены к стене кнопками. В углу убогой комнаты на коричневом кособоком диване приютилась ее дочь — десятилетняя Лиза. Девочка прижимала к груди дешевую пластмассовую куклу, глядя на «дядю милиционера» глазами затравленного собаками зверька.

— Я передумала, — ответила женщина.

— Что значит «передумала»? — переспросил участковый.

Тут в разговор вмешалась немолодая маклерша Оксана, стоявшая у балконного окна. Именно эта изысканно одетая и крашеная блондинка привела с собой участкового.

— Я же говорила, что она в отказ поперла.

— Да, я передумала уезжать из Москвы. И вообще продавать эту квартиру я не буду. Я не могу, — твердила женщина.

— Не будет она продавать квартиру! — воскликнул милиционер. — А как же деньги, которые на тебя потратили, чтобы ты все свои долги раздала и за твою конуру за три года квартплату заплатила, а? И за дом в деревне уже заплачено! Кто возвращать будет? Кто, я тебя спрашиваю?

— Я еще в опекунском совете взятку двести баксов платила, чтобы нам эту продажу разрешили! — в гневе добавила Оксана.

— Я верну. Я обязательно вам все верну. Я займу у боевых друзей мужа и верну. Если бы он только не погиб… — оправдывалась женщина.

— Каких еще друзей, сука? Да все твои друзья давно на живодерне! Значит, так! Завтра в десять утра чтобы как штык была у нотариуса! Ясно?

— Нет. Я не приду. Я не буду продавать квартиру — ради дочки.

— Чего? Ради дочки? Ах, тварь! Об дочке вспомнила! А когда пила неделями и я твою дочку от чурбанов охранял и жратвой кормил, забыла? Когда тебя родительских прав школа хотела лишить и я тебя отмазывать к директору ходил, тоже забыла? — грозно спросил участковый.

— Нет, не забыла. Я завяжу. Я не буду больше пить. Но и квартиру продавать не стану. Ради дочки не стану. И отдайте мне мой паспорт, — обратилась женщина к Оксане.

— Да твоей дочке гораздо лучше в деревне будет, чем в Москве! Вас ведь там никто не знает. Приедете и новыми людьми заживете.

— Нет. Я не поеду в деревню. И прошу вас, уходите отсюда, — вымолвила женщина. — Я отказываюсь продавать свою квартиру.

Озлобленный милиционер, явно не ожидавший такого сопротивления со стороны спившейся женщины, вплотную подошел к ней и ударил кулаком по лицу. От сильного удара она упала на пол, и он принялся бить ее ногами. Лиза бросилась к ним и своими тонкими ручками попыталась оттащить крепкого мужика от матери, крича в слезах:

— Дяденька! Дяденька, не надо! Дяденька, пожалуйста, не надо! Не бейте маму. Не надо… Не бейте…

— Так, значит, сука, ты наотрез отказываешься продавать ей квартиру? — показывая пальцем на Оксану, в ярости спросил милиционер стонавшую женщину. — Оксана, попридержи девчонку, чтоб не мешалась.

Милиционер на мгновение остановился и перевел дыхание, а несчастная женщина свернулась в комок, закрыв голову руками. Обидчик безжалостно схватил ее за волосы и потянул вверх, и женщина привстала на колени из-за невозможности высвободить свою голову из мертвой хватки милиционера.

— Ну что? Пьянь ты подзаборная… Что теперь скажешь? Вариантов у тебя нет! Или завтра идешь к нотариусу, или сегодня же твою дочку определяем в детдом, а в детдомах-то алкашным ублюдкам ой как хреново живется! Ну а тебя саму, сучка, за покушение на жизнь сотрудника при исполнении оперативного задания да еще и при свидетеле на трешник минимум отправлю! Понятно?

Беспощадный милиционер опять начал нервно пинать женщину ногами, не выпуская ее волосы из руки, и в ответ на каждый такой пинок раздавался сдавленный стон. Девочка находилась в оцепенении и лишь тупо смотрела на происходящее. Затем обидчик выпустил грязные волосы женщины, и, когда она, обессиленная, упала на пол, он произнес: