Фрэнк Грубер - Говорящие часы

— В общем, хочу спросить насчет часов. Знаете, я в восторге от вашей коллекции и думала…

— Ага! — Он не дал ей договорить. — Ты вот что думаешь: если бы не деньги выжившего из ума старика, от этих идиотских часов остались бы одни воспоминания! Разве не так, Бонита? Можешь не отвечать, потому как ты часы не получишь. Они достанутся моему приятелю-греку. Ник, объясни им всем, почему я так решил!

Высоченный, худющий как щепка, оливково-смуглый Николас Бос наклонил голову:

— Потому что только я понимать толк в часы. Я сам коллекционировать часы. И… — он деликатно кашлянул, — у меня есть закладная на все эти часы. Правда, друг мой?

— Да, — кивнул Саймон Квизенберри. — Как-то раз мне срочно понадобились деньги, и Ник, не мешкая, ссудил полмиллиона долларов. А я ему — закладную почти на все часы в доме. Один экземплярчик я себе оставил. Так что по закладной он имеет право забрать часы себе, но только после моей смерти.

— А вот тот экземплярчик, мистер Квизенберри, — улыбнулся грек, — они самые ценные из всех. Я давать за них пятьдесят тысяча доллар!

— Ты, Ник, слишком дешево их ценишь! И потом, я же сказал, они не продаются. Так называемые «Говорящие часы» я завещаю моему внуку, Тому Квизенберри… — голос Саймона дрогнул, — из которого со временем выйдет такой же жох, как его дед! Свои способности он уже продемонстрировал весьма наглядно, когда стибрил эти «Говорящие часы».

Саймон переводил проницательный взгляд с одного на другого, пока не остановился на Эрике.

— Допустим, он стибрил часики. Но ему хотя бы на это хватило нахальства! И ведь каков наглец! Заявить своему отцу, мол, не прыгнуть ли тебе, папочка, с моста в реку Гудзон! Мальчик заслужил часы. Остается надеяться, он знает им цену — дороже у меня ничего нет. — Саймон поморщился. — А ты, Эрик, все еще на что-то надеешься? Знаешь, сынок, не стоит. Компания твоя — хотя бы на полгода. Этот дом тоже твой. Пока… Менее чем через полгода банк и его заберет за долги. Ссуду за дом я получил и всю до последнего гроша истратил… Бонита, ты что-то сказала?

Лицо Бониты Квизенберри пошло красными пятнами. Ноздри раздувались, глаза сверкали.

— Черт тебя дери, старый хрыч! — выпалила она.

Саймон засмеялся. Смех напоминал прерывистое кудахтанье.

— Бонита, ты — прелесть! Если бы ты сдержалась, я бы в тебе разочаровался.

Бонита Квизенберри первой вышла из дому. Какое-то время она стояла на просторной веранде и размышляла. С самого первого дня, как она четыре года тому назад появилась в поместье «Двенадцать часов», оно ей действовало на нервы.

Сам по себе дом ничего себе, но Саймон Квизенберри свихнулся на часах. Мало того, что завалил ими все вокруг, он еще и окрестности посвятил этой теме.

Особняк стоял на вершине крутого холма — от него к подножию вели двенадцать симметричных — точь-в-точь как на циферблате — дорожек. Та, что символизировала шесть часов, служила подъездной аллеей и вела к дому прямо от главных ворот.

Бонита Квизенберри спустилась вниз. За воротами виднелась каменная сторожка. При ее приближении оттуда вышел мужчина, загорелый и крепкого телосложения. Бросив беглый взгляд на дом, он спросил:

— В чем дело, Бонита? Выглядишь словно кошка, у которой отняли мышь.

Метнув в его сторону равнодушный взор, Бонита вошла в сторожку. Мужчина последовал за ней и закрыл за собой дверь.

— Ну что, не решилась? — спросил он. — Совсем недавно я впустил Эрика.

— Знаю, и мне наплевать! Мне на все начихать… Пора рвать… Пора рвать когти! Старик подложил мне свинью, то есть кинул подлянку.

Джо Корниш, управляющий поместьем, посмотрел на Бониту вопросительно:

— Ему осталось считанные дни, а потом тебя ждет награда.

— В этом-то и подлость! Никакой награды не будет… Он нас только что обрадовал. Все заложено и перезаложено. Шериф только и ждет, когда старик отправится к праотцам. — Лицо Бониты скривилось от злости. — Нет, ты подумай! Я выхожу замуж за этого слюнтяя Эрика только потому, что его папаша-миллионер одной ногой в могиле. И что же? Оказывается, когда он сыграет в ящик, мы станем просто нищими — без цента в кармане! Получается, четыре лучших года моей жизни — пустая трата времени…

Темно-карие глаза Джо Корниша заблестели.

— Ну, не совсем уж пустая! Правда, Бонита? — Его мускулистая рука обвила ее талию. Притянув Бониту к себе, он поцеловал ее в алые губы и добавил: — И потом, уж немножко-то деньжат тебе удастся прикарманить.