Виктория Платова - 8–9–8

Лучше не думать о ней, не предаваться несбыточным мечтам.

Эта мысль связана с какой-то опасной догадкой по поводу самого Габриеля, она свидетельствует о чем-то в его незамутненном и безоблачном прошлом — но о чем?..

Эта мысль — пиранья.

Запущенная в аквариум, она предвещает не самые лучшие времена для гуппи и гурами, для ситцевой оранды и цихлиды-попугая, что будет, когда она сожрет их всех?

— …Пожалуй, я куплю у вас эту книгу. — В пальцах юноши зажато роскошное «Драконоведение», четырнадцатое по счету, тринадцать уже проданы.

— Вы мечтатель, да?

— Я не мечтатель.

— Тогда с вас девять евро девяносто девять центов.

— Мечтателям книги обходятся дешевле?

— Они идут по той же цене.

…Юноша давно ушел, унеся с собой четырнадцатый экземпляр «Драконоведения», но Габриель неотступно думает о нем — наверное, потому, что думать о ком-то другом (о засранце Пепе, или о его юной красавице-тетке, или о нескольких десятках перламутровых пуговиц) означает подвергать себя неприятным ощущениям. Настолько неприятным, что тут же начинает сосать под ложечкой.

Габриелю хотелось бы этого избежать, не волновать понапрасну себя, и вселенную, и пульсары, и понатыканные то здесь, то там черные дыры. Юноша — персонаж совершенно нейтральный, он никак не влияет на жизнь Габриеля, прошлую и будущую. Остается пожелать ему удачи в любви и удовольствия от прочтения цветастой и многослойной, как восточные арабески, книги. Маленькому же ублюдку Габриель искренне желает скорой смерти под колесами автобуса или скорой смерти в духе его отца, кстати, отчего тот умер?

Спросить больше не у кого.

Вместе с орхидеей (так и не разгадав секрет гумуса, в котором она произрастает) он отправляется в patio «Троицкого моста» в надежде застать там Рекуэрду, или кого-нибудь из азиатов, или всех сразу. И тогда получится партия в маджонг, а венчающие ее выигрышные комбинации вроде «свиты императора» заставят забыть о маленьком засранце и о событиях с ним связанных.

Patio встречает Габриеля безлюдьем.

На месте только вечный Алехандро (он принес Габриелю кофе и тут же скрылся за дверью) и — манекен Васко.

Васко полулежит в кресле, в своей излюбленной позе, — подогнув одно колено, закинув правую руку за голову и уставившись пустыми глазами в противоположную, увитую плющом стену. Габриель не хочет выглядеть невежливым и потому поднимает кисть в знак приветствия: жест, скорее, ритуальный, ведь он хорошо знает — Васко ему не ответит. Ничто не заставит ее очнуться и хоть как-то отреагировать на внешние проявления жизни.

Габриель знает это, такое положение вещей хоть и не устраивало его раньше, но не раздражало. Теперь — раздражает. Всему виной Пепе, выбивший его из колеи.

— Как поживаете? — спрашивает Габриель у Васко с максимально возможным почтением.

Никакого ответа.

— Хороший сегодня день, не правда ли?

Никакого ответа.

— А как поживает ваша сестра? Что-то давненько ее невидно…

Тот же результат.

Габриель чувствует, что пора бы прекратить это пустое сотрясание воздуха, но остановиться уже не может. Напротив, он поднимается из-за столика с чашкой в руке и идет по направлению к креслу. Никогда еще он не подходил к Васко так близко.

— Одному моему другу… Очень симпатичному, очень порядочному человеку… Испанцу… Нравится ваша сестра. Как вы думаете, есть ли у него шансы? Или ее сердце занято кем-то другим?

Васко не меняет позы, очевидно, судьба сестры так же безразлична ей, как жидкость в чашке Габриеля, как сам непрошеный Габриель, нависающий подобно скале или зеленому насаждению — не такому значимому, как плющ на противоположной стене.

Если черепную коробку Габриеля с недавних пор можно сравнивать с аквариумом, то голова Васко — непроницаемый, закрытый на защелку ящик — что-то на манер хьюмидора. Добраться до лежащих там вещей невозможно. Вряд ли это под силу и самой Васко, Габриель все больше убеждается в том, что в случае с сестрой Снежной Мики имеет место глубокое психическое расстройство, аутизм. Конечно, она совсем не овощ или не совсем овощ — овощи не варят кофе и не кивают головой время от времени в знак приветствия (лично его Васко никогда не приветствовала), но и аутизм — это не помрачение разума, а всего лишь более чем активное отстранение от внешнего мира.

Ущербности Васко данный факт не отменяет.

Раньше Габриель относился к ущербным в той или иной степени людям с состраданием, старался не задевать их уничижительным комментарием, неловкой фразой или жестом, но сегодня все по-другому. Из-за Пепе, из-за кого же еще!.. Из-за Пепе, дразнившего калеку, а затем плавно переместившегося в «Фидель и Че». Пепе не кашлял, не харкал кровью, не покрывался испариной, на его щеках не играл горячечный румянец, — но некий вирус, который подтачивает его изнутри, каким-то образом передался Габриелю.