Мария Брикер: Босиком по снегу

— Здорово, Санька! — громыхнул рядом с ухом знакомый шепелявый голос Лешки Свистуна, и Саша от неожиданности выронила пакет с едой из рук. Мандарины, как яркие мячики, покатились на проезжую часть, пирожки высыпались в расквашенный грязный снег, грузная женщина с объемными сумками на всех парах просквозила мимо них, наступила на пакет — и внутри него что-то хрустнуло: это была пластиковая коробочка с салатом «Оливье». Саша растеряно посмотрела в ту сторону, куда покатились мандарины — вместо ароматных сочных плодов на дороге лежали плоские оранжевые лепешки — новогодние марокканские мандарины трагически погибли под колесами автомобилей.

— Ну ты, го-о-о-блин, — выдохнула она и со всей силы ударил Лешку кулаком в живот.

— Э… — сказал Лешка и осел на снег, хватая воздух ртом. — Сань, ты чего? — прохрипел он, как только к нему вернулась способность говорить. — Я ведь только с Новым годом хотел тебя поздравить!

Прозвище «Свистун» прилипло к Лешке из-за его дефекта речи: он плохо выговаривал шипящие звуки, попросту говоря — шепелявил и из-за этого слегка присвистывал. Шепелявость страшно угнетала Лешку, но со своим прозвищем он существовал вполне мирно, искренне полагая, что назван так не из-за проблем с дикцией, а из-за своего пристрастия к автомобильным аксессуарам, в частности, магнитолам, колонкам и прочим симпатичным вещам, которые владельцы автотранспортных средств по забывчивости оставляли в своих машинах на ночь. По мнению Саши, Лешке больше подошла бы кликуха «Жук», внешне он очень походил на это насекомое: невысокий, коренастый, с копной темных волос и лохматыми бровями. Однако прозвище «Жук» имело у местной шпаны значение двусмысленное, а Леша был горяч, тяжел на руку и обид не прощал. Саша, пожалуй, была единственным человеком на этом свете, которому Свистун позволял над собой подтрунивать. Уже несколько месяцев кряду он безуспешно пытался добиться ее расположения и изнывал от любви.

— Ну уш пождравил, так пождравил ш Новым годом — передразнила Саша, ярко копируя Лешкину манеру говорить и нарочно коверкая звуки. — Набурокозил, дятел, и я теперь по твоей милости без новогоднего ужина осталась, — возмутилась девушка, нагнулась к пакету, выудила из него перепачканный салатом кулек с конфетами, вытерла его о снег, внимательно оглядела содержимое, сморщилась, заметив несколько расплющенных «Красных шапочек» и «Мишек на севере», и засунула кулек за пазуху.

Лешка встал, отряхнул куртку и штаны, откашлялся и криво улыбнулся.

— Сань, — крякнул он и покраснел. — Ну если уж такая лажа вышла — может, к нам? У нас такая туса кульная намечается…

— В пролете, — лениво сообщила Саша, развернулась и направилась к елочному базару.

— Саш, я спросить хотел! — завопил Лешка вслед. — Как ты, много за день подняла?

— У меня рождественские каникулы! Я принципиально не работаю в новогодние праздники, — не оборачиваясь ответила Саша. — А вообще-то, с Новым годом, Свистун. Привет корешам, и оривидерчи!

Она подошла к елочному базару, оценила обстановку и тяжело вздохнула. Стырить елку, даже самую маленькую, было совершенно невозможно. Однако без елки возвращаться домой Сашенька была не намерена.

— Дядь, елочку подари, — вложив в свой голос как можно больше жалости, заканючила она и с мольбой посмотрела на торговца. До Нового года оставалось не больше трех часов, елки уже никто не покупал, и она рассчитывала, что продавец пойдет ей навстречу. Однако продавец пребывал в плохом расположении духа и на уступки идти был явно не намерен.

— А ну вали отсюда, сопляк! — крикнул он и отвесил ей вполне ощутимый пинок под зад. Зимой, когда она ходила в лохматой шапке, объемном пуховике и массивных армейских ботинках, ее часто принимали за мальчика, но это ее нисколько не раздражало, а было только на руку. Ее костюм был своего рода маскировкой: в образе мальчишки ей было проще слиться с толпой и не привлекать к своей персоне нежелательного внимания.

— Ну, дяденька, чего ты? — потирая ушибленное место, сказала Саша, поправила шапку-ушанку и со слезами на глазах посмотрела на своего обидчика.

— Чего, чего — ничего, — насупился торговец. — Если денег нет, нечего тебе здесь делать. Фиг тебе, а не елка! Завтра приходи.

— Дяденька, но Новый год ведь сегодня, а какой Новый год без елки, три часа ведь до двенадцати осталось, все равно ведь уже никто…

— Гони стольник, и получишь самую лучшую елку, — хмыкнул торговец.