– Так ради искусства же! Я порядок навожу! Разгребаю авгиевы конюшни! Пишу жизненную правду и открываю людям глаза!
– Короче, Колено. Вы обсуждали твой роман. Почему летом? Насколько я знаю, летом культурная жизнь в нашем городе замирает. Все на грядках либо, у кого есть средства, в отпусках. Садятся на автобус у памятника на центральной площади и едут в Геленджик.
– Это все Терентий. Взбаламутил нас. Сказал, из Москвы приехала звезда! И пригласил Зиму на заседание в качестве почетного гостя.
– И тот пришел?!
– Мы потом только поняли, что он над нами издевался. А поначалу все было пристойно. – Игнат вздохнул.
– Но какое отношение имеет художник к литературе? Зачем он нужен был Лебёдушкину?
– Терентий узнал, что бывшая жена Зимы имеет отношение к литературе, – важно сказал Колено. – Она очень важная персона, которая может протолкнуть в издательство все что угодно. А у Лебёдушкина давно уже затык с публикациями.
– Да она всего лишь театральный критик!
– Но ведь в Москве же! – вскричал Игнат.
Особенность провинциального менталитета: в глазах у каждого – телескоп. Через него все и смотрят на столичных жителей. И московская звездная пылинка превращается в полномасштабное светило. Тут нет ничего обидного, просто жаль, что на этой наивности можно легко играть. Кажется, мы дошли до сути.
– Значит, Лебёдушкин решил, что бывшая жена Александра Зимы станет за него хлопотать? – спросила я. – Связи решил налаживать?
– Именно, – склонил лысую голову Колено, – налаживать связи. Терентий хотел, так сказать, показать товар лицом. Сначала читали мы, а свои шедевры он оставил на десерт.
Ого! В голосе Игната я явственно уловила иронию! Что ж, каждый писатель самым гениальным считает себя, а потом уже идут его друзья. Я вовсе не думаю, что Колено разбирается в литературе. Иначе он не давал бы такие названия своим опусам. Достаточно одного коленовского абзаца, чтобы человек начал зевать. Тоненькая книжица стихов Терентия Лебёдушкина стоит у нас в библиотеке и еще в книжном магазине на платной полке. Да, есть и такие. Можно самолично выбрать место для своей книги и ежемесячно платить аренду в надежде на то, что она продастся. Я не берусь судить, хороший ли Терентий поэт. Меня интересует, какое отношение он имеет к ржавым ключам.
– И что было дальше?
– Терентий спросил Зиму, как ему нравятся его стихи. А тот зевнул и ответил: «Полное дерьмо». Потом сказал, что все мы – клоуны. Так и сказал: клоуны. И начал ржать. Долго я, говорит, держался, но сил моих больше нет. Терентий вскочил и крикнул: «Да вы хам!» На что художник захохотал еще громче. Я бы даже сказал, издевательски захохотал. «Сами-то вы кто?! – заорал тогда Лебёдушкин. – Кто вас знает? Кто слышал о таком художнике Александре Зиме?! Никто!» На что тот ему возразил, что и о поэте Терентии Лебёдушкине тоже никто не слышал. «Только я, – сказал Зима, – в отличие от вас не преувеличиваю свою роль в современном искусстве. Я по жизни лентяй и веду тот образ жизни, который позволяет мне ничего не делать и пользоваться всеми благами. Изображаю видимость деятельности, развожу лохов, которые ничего не понимают в живописи, эксплуатирую старых друзей или женщин, которые в меня влюбляются. Лишь бы по-прежнему ничего не делать. А ты, как тебя-там-забыл, тоже бездельник, но изо всех сил это отрицаешь. Считаешь, что ты пуп земли. То ли дурак, то ли очень хитрый. Но скорее дурак». И художник опять зевнул. Как-то так. Дословно пересказать не могу, но то, что зевал Зима оскорбительно и намеренно, это факт. Потом он встал, сказал: «Давно я так не смеялся» – и ушел.
– И Лебёдушкин при всех заявил, что его убьет.
– Вовсе нет, – тонко улыбнулся Игнат. – Терентий кто угодно, но только не дурак. Сами посудите: он ведь ни дня всерьез не работал, а живет очень даже неплохо. Вот я бухгалтер. Мальвина комендант в общежитии педучилища. И остальные, кто у нас в городе пишет, в ожидании мировой славы вынуждены каждый день ходить на работу, добывать себе хлеб насущный с девяти до шести, согласно графику, – с пафосом сказал Колено. – Терентий этого не делал никогда. По разнарядке устроился в Литинститут, советская власть поддерживала таланты из глубинки, на них была квота, а Терентий всегда писал то, что от него хотели. Про пшеничные поля, родные реки и руководящую и направляющую роль КПСС. Это он потом ударился в лирику, когда власть сменилась. Но к тому времени он заделался официально первым поэтом нашего города и района. Ну-ка вспомните, много в районе членов Союза писателей?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу