Николай Пономаренко: Бандитская Лиговка

- Каждому написать рапорта о проделанной и не проделанной работе за сутки и объяснительные по фактам бездействия, волокиты, незаконных задержаний и беготни в ларьки. Руководящий состав через пять минут ко мне в кабинет. И сумочку мою, живо!

Мужики остолбенело проводили взглядами уходящие стройные ноги.

Секретарь начальника РУВД Мария Онуфриевна Каковская, попытавшаяся в приемной преградить путь в кабинет легкомысленно одетой девице, ойкнула, отступила и подумала невесть что. Шкворень достала из сумочки деньги.

- Купите, пожалуйста, кофе, чай, сахар, и пожрать.

Мария Онуфриевна, славная в управлении пышным телом, кинулась исполнять резкую, но вежливо выраженную просьбу начальницы. Наткнулась на стол, потом на стул, перевернула его, поставила обратно на место, выскочила из приемной, вернулась за пакетом, опять перевернула стул, махнула рукой и выбежала прочь.

- Надо заменить, - подумала Шкворень, открывая кабинет.

- Лучше на мужика, - подумала, закрывая дверь за собой и на ходу сбрасывая одежду, - Мужик и для охраны нужен. Ходят по зданию всякие. Без пропусков. То ли посетители, то ли налетчики.

Пять минут спустя в приемной столпились офицеры.

- Пора заходить, - говорили Бузькову, собиравшему руководство РУВД.

- А вдруг переодевается? Пригласит, наверное.

- Что ты сегодня как опущенный? В воду.

- Сказала - через пять минут, - выдавил из себя Бузьков, - Должно быть переодевается, не станет же принимать в той одежде.

Иван Кузьмич очень сожалел, что на месте нет секретаря начальницы, которая могла бы заглянуть в кабинет и спросить разрешения войти. А если Шкворень ждет? Майор представил как эта женщина в несоответствующей её положению одежде станет на него орать в присутствии боевых товарищей. Он ей ответит! Бузьков набрать полную грудь воздуха и постучался в дверь.

- Входите!

Сидит за столом в отутюженной форме! Лохмы уложила, вся такая аккуратненькая.

- Размещайтесь. А начальник дежурной части может не садиться. Начнем с него.

Голос - аж стаканы около графина задрожали, зазвенели. Или это майору показалось. Офицеры расселись на стульях вдоль стен. Бузьков стоял.

- Я утверждаю, что сотрудники дежурной части - бездельники и импотенты. Мало того, что меня незаконно продержали в изоляции более трех часов, так ещё и предложили вступить в половую связь.

Бузьков не знал куда смотреть. Какой же кобель позарился?

- Если конкретно - сержант. Высокий такой, блондин, черты лица правильные, даже приятные. Его между собой зовут почему-то Пэром. Но дальше предложений дело, понятно, не пошло.

Почему понятно, никто, понятно, не понимал, понимаешь.

- Фамилия сержанта?

Иван Кузьмич так и думал. На начальницу хотел залезть Печонкин. У него как изделие ПР (палка резиновая). Оттого и прозвали Пэром.

- Печонкин.

- Запомним.

Никому и в голову не пришло понять двусмысленно это "запомним". Конечно же запомнить, чтобы наказать.

- Кто инструктировал смену перед заступлением на службу? Кто был ответственным от руководства?

Тяжко встал со стула начальник следственного отдела Велимир Соломонович Глухарев.

- Товарищ полковник, я за всю ночь, проведенную в нашей кутузке, не видела, чтобы вы хоть раз посетили дежурную часть. Где пропадали?

Давний руководитель следствия ответил просто:

- В кабинете. Дела приводил в порядок. Когда ещё этим займешься? Днем текучка заедает, а ночью на дежурстве только и подгонишь хвосты.

- Почему вы не одеты по форме?

- Я в следствии работаю.

Подразумевалось, что люди этой милицейской специальности надевают кителя в очень редких случаях.

- Идите переоденьтесь.

Велимир Соломонович не пошевелился.

У меня нет мундира. Парадный был где-то. Старый. Дома. В шкафу. Теперь не до парадов.

Полина Антоновна встала, вплотную подошла к Глухареву. Она умела улыбаться постоянной, как бы застывшей улыбкой. Даже глаза не выдавали внутреннюю жизнь, мысли. Лишь губы слегка подрагивают. Как судорогой сведенные. Пунцовые. Зубки белые...

- Слышь, Глухарь, а может женщина-полицейский пристрелить мужика предупредительным выстрелом вверх?

Надо знать Глухарева, чтобы понять каково ему в этот миг приходилось. Он терялся перед хамством. Не мог ответить тем же. Хотелось, но не мог. Задай подполковница вопрос попроще, Глухарев не мог бы найти ответа. Ему казалось, что он чувствует твердые соски женщины, грудью вжавшейся в его грудь, даже сквозь наградные планки.