Мари Хермансон - С чистого листа

— В Австралию? — перебил Рейне Йона. — Почему в Австралию?

— Это была давняя ее мечта. Когда она училась в школе, учитель английского языка помогал им находить друзей по переписке. Ангела начала переписываться с какой-то девочкой из Австралии. Та прислала ей фотографию своего дома на берегу моря. Эта подруга, видимо, не представляла себе огромного расстояния и экономического неравенства, которые их разделяли, и писала, что было бы здорово, если бы Ангела приехала к ней в гости. Переписка вскоре прекратилась. Наверное, Ангела недостаточно хорошо владела английским.

Но она так и осталась навсегда захваченной мечтой об Австралии. Присланная той девочкой фотография всегда висела у нее над кроватью. Когда ее спрашивали, что это за дом, она рассказывала о своей австралийской подруге и о приглашении. Она говорила всем, что обязательно поедет, когда соберет достаточно денег. Она ходила в туристические бюро и приносила оттуда проспекты об Австралии. Это был пунктик, и никто не воспринимал ее мечтания всерьез.

Но теперь, выйдя из тюрьмы, она всерьез собралась лететь в Австралию.

Она собиралась начать там новую жизнь и говорила, что когда устроится, то заберет и меня в Австралию. Она уже купила билет, но говорила, что перед отлетом ей надо сделать одну очень важную вещь. Я так и не понял, что она имела в виду.

То, что Ангела собиралась сделать, касалось нашей матери. Она побывала в больнице после своего освобождения из тюрьмы и пришла в ужас от плохого ухода. У персонала не было времени как следует кормить таких больных. Им давали пару ложек, а потом просто уносили поднос. На спине у матери были огромные пролежни, волосы были спутанными и давно не мытыми. Ангела пошла на пост и поругалась с сестрами и врачами.

До того как Ангела попала в тюрьму, она ходила к матери каждый день, сидела с ней, терпеливо кормила, расчесывала ей волосы и пела песни. Она не могла бросить мать.

Когда она пришла в больницу в последний раз, то растворила в соке сонные таблетки и дала матери выпить раствор из поильника. Она спела ей «Ты чудный мой хрусталик», а когда мать заснула, надела ей на голову пластиковый пакет и задушила. Дело происходило в трехместной палате. Но пациентка, лежавшая на соседней койке, в тот момент из палаты отлучилась и ничего не заметила, а третья койка была свободна.

Потом Ангела сунула пакет в карман, преспокойно вышла из больницы и поехала в аэропорт.

Но персонал заметил, как она пришла в больницу, и, зная, что она сделала с отцом, сестры сразу заподозрили ее, когда обнаружили мать мертвой, а врач констатировал смерть от удушения. Из больницы сразу позвонили в полицию. Ангелу арестовали в кафетерии аэропорта, где она воодушевленно рассказывала какой-то незнакомой женщине об Австралии. Смешно, но она, как и после убийства отца, снова пила кофе во время ареста.

На этот раз ее не стали сажать в тюрьму, а направили на принудительное лечение в психиатрическую клинику. Там она и осталась. На короткое время ее отпустили, но она в прачечной поссорилась и подралась с соседкой, и ее снова отправили в лечебницу. Ей постоянно давали сильнодействующие лекарства. От них она стала спокойной и покорной. Она привыкла к больнице и не хотела оттуда уходить. Она ушла в свою жизнь, которая состояла из поедания сладостей, вязания и телевизора. Медикаменты сделали ее такой вялой, что она, кажется, перестала ощущать даже саму себя. Она продолжала мечтать об Австралии, и медсестры получали большое удовольствие, постоянно спрашивая ее, когда же она туда уедет. «Скоро, — отвечала она. — Я уеду осенью». Но она не могла самостоятельно передвигаться даже по городу. Какая уж тут Австралия?

Однажды я навестил ее в лечебнице, но она не проявила ко мне ни малейшего интереса. Она помнила меня маленьким ребенком, и мне показалось, что она хотела сохранить в душе именно этот образ. Мой нынешний образ мешал ей и сбивал с толка.

Потом в больнице началось сокращение коек, и больных начали постепенно отпускать по домам. Ангела оставалась в больнице до самого ее закрытия. Хотя она была одной из самых здоровых пациенток отделения, Ангела держалась за свое место когтями и зубами. Наконец ее все же выписали и дали квартирку в Горстене. Я часто задавал себе вопрос, как она будет жить. Она была лишена нормального человеческого общения в течение восемнадцати лет. В больнице мне сказали, что ее состояние хорошее, и я этим удовлетворился.

Я ни разу не был у нее дома, хотя понимаю, что должен был это сделать. Но для меня она стала другим человеком. Это не была та Ангела, которую я знал в детстве. Она растолстела до неузнаваемости. Кроме того, я ее ни на грош не интересовал. Я отправил ей открытку с номером телефона и адресом на случай, если она захочет со мной связаться, но она не приехала и не позвонила.