Вероника Тутенко: Если вы не бессмертны

— Элизабет!!!!!

Элизабет виновато опускает глаза, не выдерживая направленных на нее со всех сторон укоризненных взглядов.

— От человека, родившегося в год Змея, — уточняет Римма.

— Признавайтесь, есть среди вас Змеи?

Голос человека в черном звучит непринужденно, даже весело, а взгляд, кажется, хочет просканировать душу каждого.

— Ну я — Змэя! — неохотно отзывается старый друг Сергея Аникшина, а теперь один из последователей «Великого Гуру».

И через секунду тишины эта неожиданная рифма в одном коротком предложении вызывает взрыв веселья, и тихий зал библиотеки наполняется гомерическим хохотом.

— Труднее всего было незаметно подменить бутылку на такую же, но без яда. И поймать змею. Иначе, если бы обнаружилось, что змея неядовитая… Сами понимаете…

— Так вот почему последними словами Аникшина были «Поймайте змею», — догадалась журналистка.

— Навэрное, — согласился грузин. — Змэю так нэмка напугала, что еле нашел ее на лестнице. А тут еще камеры кругом. С трудом удалось отбиться от журналистов до приезда милиции. Но в суматохе никто ничего не заметил… Долидзе сжал виски руками, стиснув на секунду зубы от нового прилива боли.

— Больше он никому не причинит зла… Скоро мы снова встретимся там. Я рассказал вам все, как есть, потому что мне уже все равно. Даже если вы и напишите об этом… Суд… Я не боюсь суда. Только детей и жену жалко. Вернее, я боюсь суда. Но другого. Другого. Страшного Суда.

В темных глазах Долидзе заметалось беспокойство, но ни один мускул бледного, отечного лица при этом не дрогнул.

— А где же гремучая змея? — задала Инга давно мучивший ее вопрос.

— Пока у меня на даче, — лицо Долидзе чуть просветлело, — там дальше видно будет.

— На даче? — удивилась Инга.

— Да, на даче. В аквариуме. Черепашка в нем жила. Еще маленький был. Теперь вот змея. Хотел убить… Так сказать, вещественное доказательство. Рука не поднялась. Жалко все-таки. Живое существо. Я теперь по вэчерам ее проведываю, — грузин глуповато улыбнулся.

Теперь выражение его лица было точь-в-точь, как у его давнего друга Чаркова.

— Жена спрашивает, почему так поздно домой приходишь. Но я даже ей о змэе не рассказывал. Так только, намекал. «Что если я, как Сашка, заведу удава или там какую другую змэю?» Но жена и слышать не хочет. Нэ любит она у меня змэй… Хотите познакомлю с Настей? — оживился грузин.

— Настя это кто? Жена? — удивилась Инга.

— Змэя! В честь жены назвал!

— Спасибо, в другой раз, — поспешила отказаться Инга, торопливо допила совершенно уже холодный кофе и, наспех попрощавшись, выскользнула на улицу.

Никакой змее, даже гремучей, она больше не позволить испортить второй дубль дня рождения Макса.

А до вечера еще много надо успеть.

Инга не заметила, как прыгнула в маршрутку и снова оказалась на улице.

Светофор радужно подмигнул девушке зеленым, приглашая перейти на другую сторону.

Скорей бы сегодняшний вечер!..

…В свете фонарей деревья переплетались ветвями, уходящими в беззвездно-осеннее небо.

«Дракон» остановился в начале улицы, откуда хорошо была видна разноцветная мозаика окон освещенного изнутри костела.

Готические шпили, пронзая гравитацию, соприкасались с Млечной Дорогой, ведущей в Вечность.

Автомобили скользили по асфальту, и свет их казался частью витражей, преломлявших сияние звезд, мягко струящееся в октябрьскую промозглость из окон костела.

— Слышишь? — улыбнулся Макс.

Откуда-то сверху доносились величественные серебряные звуки.

— Вечер органной музыки, — тихо сообщил Макс, уводя Ингу за собой под готические своды в Царство Света и Звука.

Все скамьи были заняты, но в последних рядах все-таки нашлось место для двоих. Люди заворожено слушали небесные звуки. Разные люди. Студенты из Африки и Азии, все темноволосые и в джинсах. Пожилые профессора, и женщины и мужчины, — с благородной сединой. Музыканты. Какой-то неуловимый признак (может быть, нервный профиль) тоже отличает их от остальных. Просто случайные прохожие, каких большинство. И больше половины — не католики. И может быть, есть среди них даже те, которые думают, что не верят ни во что.

Инга в первый раз слышала орган. Но эту музыку узнала бы и через тысячу лет с первых звуков.

В новом гениальном экспромте Маэстро повторял ту же формулу абсолютной гармонии.

Звезды загораются и гаснут, и только Зажигающий На Небе Звезды знает, какой отмерян срок каждой из них.