Анна Малышева - Дом у последнего фонаря

Художница присела.

– Надеюсь, через недельку меня выпустят, под расписку, – с воодушевлением продолжал Олег. – Потому что, понимаешь ли, нет резона тут загорать. В этой больнице еще хуже заболеешь. Надо будет – в Москве долечусь. Ты… о Светлане знаешь?

– Подписка о невыезде до суда, – понизив голос, ответила Александра.

– А откуда знаешь? Следователь сказал? Мужик мировой, кстати.

– Нет, мне сказала Лиза. Мы с ней общаемся. Можно сказать, подружились.

Прищурившись, Олег ожидал продолжения, но Александра дипломатично хранила молчание. Наконец мужчина не выдержал:

– Ну и хорошо, а то она осталась совсем одна.

– Тебе бы с самого начала ее пожалеть, Олег! – с упреком заметила художница. – Зачем эти крокодиловы слезы? Ты же все время наводил меня на мысль, что отца убила она!

– Тсс! – Олег, дернувшись, оглянулся на храпящего соседа. – Да это все Светлана задумала, при чем тут я? Она настаивала, чтобы впутать девчонку. Ей хотелось, чтобы мы с ней были заодно. Знаешь, такие люди все рассчитывают и в конце концов ставят тебе подножку…

– Это был верх подлости, повторять бредни о том, что отец гипнотизировал Лизу, а та в состоянии гипноза могла сделать все, что угодно!

– Но меня в этом убедила Светлана!

Александра предостерегающе вытянула руку:

– Помолчи! Оставим вопросы морального порядка. Поговорим об уголовщине. Ты ограбил Лыгина. Сперва его, а потом Лизу, единственную наследницу.

Олег неловко пошевелился и застонал. В его лице не было ни кровинки. Александра едва не сжалилась над ним, но все же продолжала:

– Да, ограбил. Ты отлично понимаешь, о чем я говорю. Ты выманил у Лыгина, вероятно, самую ценную вещь, которую тот приобрел в своей жизни. Трактат Фомы Эвбия. И это был именно ватиканский, еретический вариант, повествующий о жертвоприношениях, а вовсе не венский. И ты знал это.

– Мы поменялись… – пробормотал мужчина. Кожа на его лице, сильно заросшем седоватой щетиной, то и дело подергивалась, как пенка на остывающем молоке.

– Лыгин никогда бы не поменял трактат Эвбия на какой-то молитвенник. Пусть даже времен Реформации. Пусть даже переписанный втайне и по ошибке украшенный дважды заставкой с одним и тем же аббатством. Чего – ты ведь знаешь сам! – не было.

– Выдумки Эрделя!

– А Эрделя ты хотел обмануть, подсунув ему составной молитвенник. Тебя подвела жадность. Ты хотел нажиться по полной. И не учел того, что Эрдель может не хуже тебя знать, каковы каноны иллюстрирования книг такого рода. А вот Лыгин, погрязший в своих алхимических изысканиях, наверное, этого не знал?

Олег слушал ее, не шевелясь. На его лице застыло такое выражение, будто он только что разжевал дольку лимона.

– А может, все же знал? – Александра не удержалась от язвительной улыбки. – Потому ты и отменил свой первоначальный план, не решился преподнести ему отдельные страницы со «вторым Дорсетширским аббатством»? Только обещал их достать, чтобы дополнить «уникальный» молитвенник? Эрдель-то обо всем догадался. Ты боялся, что Лыгин узнает о подмене от него или догадается сам? И в любом случае, Олег, тебе меня не убедить, что можно поменять ценнейший трактат на изрезанный, пусть и редкий, молитвенник! Ты берег эти страницы, не решаясь ни вручить их Лыгину, ни солгать, что их просто нет на свете. Ты изо всех сил оттягивал время, пытаясь придать своему молитвеннику несуществующую ценность. И только после смерти Лыгина смог найти применение этой заупокойной мессе! А трактат остался у тебя! Как удачно получилось! Иначе бы не найти выхода из тупика!

– Ну что ты болтаешь?! – с мучительным напряжением выговорил мужчина. – Что за дикая фантазия!

– Зачем ты рылся в архиве Альбины? Зачем вырвал страницы из тетрадей?

– Архив находится в моей квартире, можешь поехать и убедиться, что я к нему не прикасался, – скривился он. – Вот, возьми ключи, сделай милость, и забери свой чемодан. И картину не забудь! После скажешь, что я и тебя обокрал!

– Я вот подумала… – Александра взяла ключи, которые Олег извлек из кошелька, спрятанного под подушкой. – Ведь архив Альбины содержит очень давние сведения. Трактат Эвбия появился в Москве более двадцати лет назад. Когда я смотрела, какие тетради порваны, то обратила внимание, что все они очень старые. Ты хотел уничтожить все упоминания об этом трактате? Ведь если Альбина имела хоть самое отдаленное отношение к этой сделке, она бы ее зафиксировала! Всё, включая происхождение трактата и его настоящую ценность!