Валерий Поволяев - Семейный отдых в Турции (сборник рассказов)

Старичка отвезли на кладбище, потом собрались на поминки. Как и положено - в квартире, где он жил, расставили стол, разложили на нем продукты, по тарелкам раскидали блины - обязательные для поминального обряда.

Кто-то предложил:

- Надо бы посмотреть, что у деда осталось из добра. Не то придет милиция, все опечатает. Вы посмотрите - вон и вино, и консервы, и осетровые балыки, закатанные в банки, и икра... Все есть! Надо добро это сложить в общую кучу и разделить.

Предложение не прошло, любителю дележа резонно возразили:

- Вначале надо деда помянуть, а потом уж делить имущество.

Хорошо, что среди родственников Старика нашелся такой рассудительный человек. Тем временем вся квартира Старичка заполнилась "дефицитом", как по-старому называли необходимые для нормальной жизни вещи. Откуда-то выкатились, - словно бы сами по себе, без посторонней помощи, - три рулона добротной шерстяной ткани, два - костюмной, и один - роскошного "ратина", министерской материи на пальто, несколько ящиков чая, самого разного - от "слонов", ведомых каждому москвичу, до изысканного дорогого "Эрл грея" с бергамотовым привкусом, десятка четыре заклеенных в целлофан конфетных коробок, много вина, причем того, что знакомо только гурманам - "Бужоле", "Шато", даже четыре бутылки "Редерера" с надписью "Поставщик Двора Его Императорского Величества" - всего бутылок получилось не менее полусотни.

А добро все продолжали и продолжали извлекать на свет - оно появлялось из каких-то разваливающихся скрипучих шкафчиков, из тумбочек и ящиков письменного стола, с которого было содрано сукно, из тяжелого, сработанного из дубовых плах гардероба, лишившегося при передвижке с места на место затейливо изогнутой ножки - вместо неё под шкафом громоздились, положенные друг на друга, два кирпича...

- О-о! Тут и схороночки с золотом есть! - громко, во весь голос воскликнул гладко выбритый, пахнущий "лагерфельдом" молодой человек, которого звали Максимом. - Ей-богу, где-нибудь в мусоре спрятана кубышка с "рыжьем"! - Он азартно потер руки.

Максим как в воду глядел: в мусорном ведре действительно нашли кубышку - жестяную коробку из-под чая, доверху набитую "рыжьем" - золотыми цепочками, кулонами, бляшками с изображенными на них знаками зодиака - в основном Весов, мужскими запонками и заколками для галстуков.

Максим выложил "рыжье" в пригоршню, пригоршни не хватило, несколько золотых бляшек, вместе с цепочками упали на пол. Потетешкал, будто пробовал на вес, и произнес восхищенно:

- Да на эти побрякушки можно "мерседес" купить. А наш Старичок все прикидывался бедняком...

Максим ссыпал золото назад в кубышку, поднял стопку с водкой.

- За Старичка! - произнес он восхищенно и презрительно одновременно. Все уселись за стол, дружно выпили, но удержаться за столом дальше не смогли: манило барахло, вываленное на пол. Много барахла. И не бросового, не дешевого. Разговор перескакивал с одного на другое, имя Старичка в нем фигурировало, но в основном с некими нотками брезгливости, ещё чего-то. За столом не было ни одного человека, которому бы Старичок не сделал чего-то плохого. Всем обязательно чем-нибудь досадил, вот ведь как: одному - одним, другому - другим, третьему - третьим. И хотя неприлично было о покойном говорить плохо, все-таки худые слова звучали.

- Он нам ещё покажет, - неожиданно, словно бы что-то почувствовав, проговорил Максим, и с лица его само собой стекло бодрое выражение. Он попробовал вновь потереть руки, сделать вид, "что и жизнь хороша, и жить хорошо", но выдержать игру до конца не сумел, поник. - Как бы Старичок не показал нам, где раки зимуют...

- Да будет тебе, Максим! - произнес кто-то из сидящих. - Ушел Старичок - туда ему и дорога! Народ оттуда не возвращается. Не было ещё ни одного случая.

- Не скажите, не скажите, - проговорил Максим удрученно. - Старичок нам ни кубышки с золотом, ни отрезов своих, ни чая с конфетами не простит. Особенно мне. Это я первым раскупорил его кубышку. Давайте-ка не будем говорить о нем плохо, - неожиданно предложил он.

- А хорошо говорить о нем поздно.

Максим тем временем уже почувствовал настоящий страх - мелкий, парализующий, ну словно бы он очутился в черном ночном лесу, полном вурдалаков, леших, упырей, прочей вредной для человека нечисти, и пробует спрятаться от них, укрыться, но ничего не получается. В мозгу невольно возникла мысль: а ведь он-то, Старичок-то, действительно все видит и все слышит. Порхает сейчас над столом, злыми глазами рассматривает каждого и думает о том, как бы и чем бы их наказать.