Валерий Поволяев - Семейный отдых в Турции (сборник рассказов)

Но прежде чем голова её вновь касалась подушки, Ольга Федоровна успевала спросить неживым, похожим на шелест листвы, голосом:

- Ир, как там моя Джулька?

Ирина Федоровна, которой было больно глядеть на сестру, незамедлительно нагоняла на лицо выражение радости:

- Такая умная собака - невероятно. Ждет тебя, преданно ждет. Научилась даже лаем задавать вопросы. Едва я вхожу в квартиру, она тут же лает: "Где мам-ма?" Представляешь? Тебя зовет мамой. Ну просто потрясающая собачина! Говорить научилась. Представляешь? - Слова лились у Ирины Федоровны безостановочно. Но потом наступала минута, когда требовалось перевести дыхание, и Ирина Федоровна восклицала: - В общем, вернешься домой, Оль, сама все увидишь!

После этих слов она умолкала.

На глазах Ольги Федоровны появлялись слезы: она знала, что с ней происходит. Ирина Федоровна, сидя рядом, также не могла сдержать слез, прикидывала про себя, как станет жить, когда Оля покинет этот мир. Ничего хорошего в этой её жизни не было, ни-че-го. Лицо Ирины Федоровны дергалось, глаза заполняли слезы, как и у сестры, а губы кривила неживая улыбка.

Как ни странно Джулька, лежа далеко отсюда, в прихожей на коврике, тоже думала об этом. Она чувствовала, что вот-вот произойдет нечто страшное, и молила своего собачьего бога сохранить ей хозяйку, а когда поняла, что беду отвести не удастся, стала молить о том, чтобы это произошло как можно позднее.

Но, видать, могущественный собачий бог к её мольбам не прислушался. Почувствовав, что это случилось, Джулька жалобно заскулила, заморгала заслезившимися глазами, всхлипнула, как ребенок. И если ещё десять минут назад не знала, что ей делать, то теперь решение пришло само собой.

Ольга Федоровна скончалась ранним промозглым утром, когда окна в больничной палате едва высветились. Рассвет окрасил неуютную, пропахшую лекарствами, мочой и потом палату в серый рахитичный тон. Ольга Федоровна вздохнула несколько раз хрипло, дернулась и затихла.

Джулька этот момент остро почувствовала. Она подползла к окошку в кухне, где была открыта форточка, собравшись с силами, вспрыгнула на подоконник, потом, встав на задние лапы, попытались дотянуться до форточки. С первого раза ей это не удалось. Она сорвалась, слетела с подоконника и, больно ударившись, заскулила.

Отдышавшись, она снова прыгнула на подоконник и вновь попыталась дотянуться до форточки. Подпрыгнула раз, второй, третий - не получилось, но уже не свалилась, держалась на подоконнике, хотя и столкнула вниз старый пластмассовый горшок, который с грохотом покатился по полу.

На этот раз Джульке удалось когтями зацепиться за край форточки и она повисла на окне, но сил не хватило, и Джулька снова шлепнулась на подоконник, а с подоконника - на пол.

Вновь больно приложилась о паркет: все-таки старость - не радость. Жалобно заскулила. Она почувствовала себя самой одинокой, самой несчастной собакой в мире, - всхлипнула и вновь поковыляла к подоконнику.

Примерилась, прыгнула. Взобравшись на подоконник, отдышалась. Глянула вниз, на далекий, заставленный машинами тротуар, на бабулек, выбравшихся на улицу подышать воздухом. Сердце у Джульки трепетно сжалось - страшно было смотреть вниз с такой высоты. Она заскулила, обернулась на подоконнике вокруг своей оси, её шатнуло в сторону, лапы подогнулись от ощущения беды, но в следующий миг она справилась с собою и, стараясь больше не смотреть вниз, на улицу, подпрыгнула, зацепилась когтями за край форточки, попыталась подтянуть тело и втиснуться в проем, но попытка не удалась, Джулька обреченно застонала и опустилась на подоконник.

Отдышавшись, она решила действовать другим способом - прижалась телом к стеклу, уперлась лапами в подоконник и, что было силы, надавила на стекло. С четвертой попытки стекло лопнуло, а потом и вовсе вывалилось из пазов. Со вторым стеклом дело оказалось посложнее - стекло было вделано в раму основательнее. Джулька ткнулась в него холодным носом, ударила головой, притиснулась всем телом - бесполезно, стекло не поддавалось.

На улице сделалось темно, краски на небе сгустились, тучи сошлись в один сплошной, тяжелый, словно бы присыпанный пороховой гарью полог. Джулька задрала голову, но ничего не увидела: ни неба, ни облаков - все расплылось в мокрой пелене.

Она знала, что будет делать. Но перед тем, как совершить этот последний, самый трудный шаг, надо было отдохнуть. Сестра её хозяйки Джулька знала - сегодня не придет, занята скорбными заботами.