Валерий Поволяев - Семейный отдых в Турции (сборник рассказов)

- Настоящий? - не веря своим глазам, спросил Жига. Вспомнив о предупреждении Веревки, насупился, но взгляда от пистолета не отвел.

- Да, - небрежно ответил Веревка, о своем строгом предупреждении он уже забыл. - Желтая сборка, из Юго-Восточной Азии.

Следом он достал из кармана длинный черный цилиндр глушителя, навинтил на ствол, потом нацепил на ветку куста бумажную мятую мишень, протянул пистолет Жиге.

- Стреляй, Пенек!

- Прямо так, сразу?

- А чего кота тянуть за коки? Целься в середку и нажимай на спусковой крючок.

Стрельба шла с двадцати шагов. Мишень на расстоянии выглядела серой, черное пятнышко центра расплылось, но Жига этим нисколько не обеспокоился, он взял пистолет в руку, прицелился и выстрелил. Выстрел прозвучал едва слышно - глушитель был отличный.

Результат превзошел все ожидания Веревки, он думал, что Жига выбьет в лучшем случае молоко, а Жига выбил девятку. Следом - десятку. Потом опять девятку.

Веревка одобрительно повертел мишень в руках, поцокал языком.

- Давай еще!

Жига благодарно глянул на Веревку и облизнул губы. Стрельба ему понравилась. Веревка вновь огляделся по сторонам и снова выдал ему три патрона. Жига отстрелялся быстро, как ковбой в американском фильме. Результат оказался ещё более высоким: две десятки и одна девятка.

Если один раз Жига мог так отстреляться случайно, то во второй раз вряд ли. Выходит, у Пенька этого был очень редкий, очень точный глаз.

- Молодец! - похвалил его Веревка, и они отправились домой.

На следующий день Веревка доложил о Пеньке Черному, показал ему мишени. Тот приподнял пальцами оба листа, посмотрел на свет и сказал:

- Дело ясное, что дело темное, - скупо хохотнул - собственный каламбур ему понравился, - давай привлекай этого юного червяка к нашему общему делу, - и вытащил из кармана три бумажки по пятьдесят долларов, сунул Веревке в нагрудный карман пиджака. - Это твой гонорар.

Потом поразмышлял немного и добавил ещё пятьдесят.

Веревка довольно потер руки - за выполнение задания, где запросто можно было сложить голову, он получал столько же, а тут ни за что ни про что, лишь за то, что дал шнурку пострелять из пистолета - двести баксов. Нет, жить действительно стало лучше, жить стало веселее. Веревка сел в свою верную иномарку и укатил домой.

Вечером того же дня, когда небо потемнело, а по низким облакам заметались яркие всполохи рекламы японских магнитофонов, занимающей весь фасад соседнего дома, Веревка изловил Жигунова, поманил к себе:

- Пенек, хочешь двести баксов заработать?

- А кто ж этого не хочет? Покажи мне такого человека!

- Считай, что ты их уже заработал.

- Каким образом? Что делать? - деловито спросил Жигунов.

Веревка пощупал глазами его всего, от пяток до макушки, оглядел одежду: брюки на Жиге были старые, обтрепавшиеся внизу, с пузырями на коленях, которые не исправить уже никаким утюгом, рубашка выцветшая, мятая... Жигуновы жили плохо: отец часто болел, работы не было никакой, завод, где он до сих пор числился мастером, остановился ещё полтора года назад; мать мыла полы в двух школах сразу, надрывалась, денег в дом приносила так мало, что их едва хватало на хлеб... В общем, Веревка знал, хорошо знал, какие мысли бродят в Жигиной голове, о чем тот думает.

- Что надо делать-то? - обеспокоенный тем, что Веревка молчит, лишь придирчиво рассматривает его, спросил Жига. - А?

- Завелся тут один хорек. Рогатый... Голова, два уха и рога посредине... Убрать его надо, - проговорил Веревка медленно, понизив голос до шепота, не сводя с Жиги своих маленьких, похожих на раскатанные вальком сырые чечевичины глаз.

Он думал, что Жига дрогнет, изменится в лице, в глазах вспыхнет трусоватый огонек, на курносом, с круто вывернутыми, будто у негра ноздрями, носу засеребрится пот... Но в невзрачном Жигином лице ничего не изменилось.

- Двести баксов, значит? - переспросил Жига внезапно загустевшим баском. Слово "баксов" он произнес с ударением на последнем слоге и фраза получилась неожиданно игривой. Не дожидаясь ответа, произнес твердо, по-мужски решительно: - Я готов!

"Рогатый хорек" жил в центре Москвы, в девятиэтажном доме сталинской поры, имевшем две арки и двор, украшенный, как сквер Большого театра, фонтаном, ездил на джипе в сопровождении лысого сморчка с чаплинской щеточкой усов под носом - это был компаньон "хорька", который и бухгалтерию у него вел, и "черный нал" - неучтенные деньги, и заказы оформлял, - он был и правой рукой, и правой ногой, и очень трезвой головой, и печенками своего хозяина, поскольку "хорек" любил выпить и в этом состоянии терял здравый рассудок. Чарли Чаплин его одергивал, либо выхватывал из-под носа стакан, лихо опрокидывал его в себя, спасая шефа.