Сэйси Ёкомидзо - Клан Инугами

— Вот именно. И потом, я не раз уже говорил вам — Сахэй был необычайно хорош собой. Кикуно тоже, хотя я никогда не встречался с ней, должна была быть хорошенькой, если учесть, что Сахэй потерял из-за нее голову. Эти двое никак не могли произвести на свет столь уродливого ребенка, как Макака. Он просто садовник — мастер выращивания хризантем, который не блещет умом. А сейчас он с головой ушел в создание хризантемовых кукол.

— Хризантемовых кукол? — скривился Киндаити.

— Ну, вы же знаете, это такие куклы, у которых кимоно и все прочее делается из хризантем разных цветов. Однажды Макака по приказанию Сахэя сделал целую группу хризантемовых кукол, представляющих сцены из жизни Сахэя. У него в памяти, наверное, это как-то запечатлелось, потому что он все время твердит, что в этом году снова займется куклами, хотя, конечно, не с таким размахом, как в тот раз. Вообще, если Макаку не сердить, он ничего — ни пользы от него, ни вреда. Но знаете, сейчас, размышляя об этом, я вдруг понял, что совершенно ничего не слышал о его семье. Так что я выясню обстоятельства его рождения, чтобы у вас не осталось никаких сомнений.

И лицо у Фурудатэ тоже постепенно стало тревожным.

Пятнадцатое ноября — спустя полмесяца со дня возвращения Киё и почти целый месяц с приезда Киндаити в Насу, — день, когда впервые пролилась кровь Инугами, день, когда дьявол взялся за дело. Однако сначала следует рассказать о событиях, которые, возможно, были прелюдией к смерти, потом уж о самом убийстве.

Вытащив, как обычно, плетеное кресло на балкон, Киндаити сидел, погруженный в размышления и почти клюя носом.

— Господин Киндаити, к вам гость, — ворвался в его сонные мысли голос служанки.

Было около трех часов пополудни.

— Гость? Кто?

— Господин Фурудатэ.

— Если это господин Фурудатэ, попросите его подняться наверх.

— Нет, он ждет вас в машине. Он говорит, что куда-то едет и хотел бы, чтобы вы поехали с ним, если вы не возражаете.

Киндаити выпрыгнул из кресла. Сменив халат на поношенное кимоно и хакама, он набросил на свои спутанные волосы шляпу, измятую до неузнаваемости, и бросился к парадному входу гостиницы. У входа стояла машина, из окна которой высовывал голову Фурудатэ.

— Извините, что заставил вас ждать. Куда мы едем? — Рысцой подбежав к машине, Киндаити беззаботно поставил ногу на подножку и застыл изумленный. Фурудатэ был не один. С ним в машине сидели коренастый Такэ и похожий на лису Томо. — А, здравствуйте. Не знал, что вы тоже едете.

— Садитесь, садитесь, — сказал Фурудатэ, пересев на откидное сиденье и уступив Киндаити место рядом с Томо.

Машина рванула с места.

— И куда мы едем? — спросил Киндаити.

— В святилище Насу.

— В святилище? Для чего?

— Позвольте мне рассказать об этом, когда мы туда прибудем.

Очевидно, в присутствии шофера Фурудатэ не хотел отвечать и неловко закашлялся. Такэ сидел молча, скрестив руки, сердито сжав губы, а Томо непрерывно качал ногой и, отвернувшись к окну, что-то насвистывал. Томо качал ногой, машину трясло, а Киндаити ерзал на своем сиденье.

Святилище Насу расположено километрах в четырех от центра города. Они уже выехали за пределы города и мчались вдоль голых тутовников. За тутовниками простирались рисовые поля, но урожай уже был убран, вода спущена, и черная стерня торчала из грязи. Еще дальше, за рисовыми полями, можно было рассмотреть озеро, его вода блестела, как зеркало. От него порывами дул колючий студеный ветер. Вот-вот в район Синсю придет зима. Вершина Фудзи, возвышаясь вдали над тутовниками, была уже бела от снега.

В скором времени машина остановилась перед большими непритязательными воротами.

Святилище Насу имеет долгую и славную историю. Высокие криптомерии раскинулись над его просторными садами, и ряды его каменных фонарей поросли мхом. Ступая по дорожке, усыпанной галькой, хрустящей под ногами, Киндаити впитывал бодрящую атмосферу этого места. Такэ, как всегда, недовольно хмурился, глаза Томо бегали по сторонам, и все молчали. Наконец подошли к конторе святилища.

— Здравствуйте. Услышал машину и решил, что это, скорее всего, вы. — Человек средних лет в белом кимоно и бледно-желтых хакама вышел из конторы. Коротко остриженный и в очках с металлической оправой, он казался непримечательным, но, как вскоре узнал Киндаити, это был Тайскэ Ояма, жрец святилища Насу.

Жрец провел их в глубину здания, в сверкающую чистотой комнату о восьми татами. Посреди комнаты жаром дышала жаровня. А сад за окном, полный великолепных цветущих хризантем, наполнял воздух слабым ароматом.