Сэйси Ёкомидзо - Клан Инугами

— Если бы я знал, — глаза у Макаки сверкнули, — уж я бы постарался, они бы от меня не ушли.

— В каких именно отношениях вы состоите с барышней Тамаё?

— Это моя дорогая, бесценная барышня. Господин Инугами велел мне охранять ее всю мою жизнь, — гордо заявил Макака, обнажив зубы в свирепой усмешке.

При взгляде на могучую, словно каменную, грудь и мощные руки этого противного великана, Киндаити стало не по себе. Без сомнения, Макака охраняет Тамаё, как верный пес, и если кто-то попытается повредить хоть волос на ее голове, он бросится на преступника и сломает ему шею.

— Кстати, Макака, я слышал, вчера ночью вернулся Киё?

— Ага. — Макака снова стал неразговорчив.

— Вы его видели?

— Не-а, его никто не видел.

— А что, Киё… — но задать следующий вопрос Киндаити не успел — лодка миновала ворота канала и скользнула в лодочный сарай поместья Инугами.

Обширный сад, в котором Киндаити оказался, выйдя из лодочного сарая, поразил его изобилием крупноцветных хризантем, растущих в горшках по всему саду. Киндаити не был тонким знатоком садового искусства, однако и он не мог не подивиться этим великолепным растениям в самом их расцвете. В углу сада была целая грядка хризантем, прикрытая от заморозков решетчатым бумажным экраном.

— Какое великолепие! Чья это работа?

— За ними ухаживаю я. Хризантемы — одна из семейных реликвий Инугами.

— Реликвий? — переспросил Киндаити, но Макака, не отвечая, поспешил дальше и провел его в вестибюль особняка.

— Здесь гость! — крикнул Макака, и откуда-то из глубин дома мгновенно появилась служанка.

— Прошу вас, входите. Вас ждут.

Она повела Киндаити по длинному-длинному коридору, который, казалось, никогда не кончится, потом дальше по лабиринту других коридоров с входами в бесчисленные комнаты, устланные татами. Но ни в одной из них не было ни души — дом как будто замер в напряженном ожидании, и было в нем тихо, как на кладбище.

Служанка наконец дошла до комнаты, где собрался клан Инугами.

— Ваш гость прибыл, — сказала она, став на колени и коснувшись руками пола, потом выскользнула за дверь.

Киндаити почувствовал, что все глаза разом устремились на него. Фурудатэ поблагодарил его взглядом и сказал:

— Благодарю вас, что пришли. Пожалуйста, садитесь вот здесь. Надеюсь, вы не возражаете против того, чтобы сидеть в задней части комнаты.

Когда Киндаити слегка поклонился и сел, Фурудатэ продолжал:

— Господа, это господин Коскэ Киндаити, о котором я только что вам рассказывал.

Каждый из Инугами приветствовал Киндаити легким кивком головы. Киндаити подождал, пока взгляды присутствующих вновь не обратились к адвокату, после чего не торопясь оглядел комнату.

Это было обширное помещение, составленное из двух в двенадцать циновок комнат, перегородки между которыми были сняты. На простом деревянном алтаре в главной части комнаты стояла фотография покойного Сахэя Инугами, украшенная крупными хризантемами. Перед алтарем сидели трое молодых мужчин в официальных черных кимоно. При взгляде на одного из них, занимавшего почетное место, сердце Киндаити смятенно забилось, — голова его была покрыта черным капюшоном с двумя прорезями для глаз. Человек этот сидел понурившись и глядя в пол, так что Киндаити ничего не удалось разглядеть за этими отверстиями. Это, должно быть, только что вернувшийся Киё.

Лица двух молодых мужчин, сидевших рядом с Киё — Такэ, сына второй дочери Сахэя, Такэко, и Томо, единственного ребенка третьей дочери, Умэко, — были знакомы Киндаити по фотографиям в «Биографии». Такэ — плотный квадратный мужчина, Томо — стройнее и, кажется, деликатного телосложения. Всем своим непроницаемым надменным видом Такэ демонстрировал презрение к миру, а глаза Томо, хитрые и лживые, бегали туда-сюда. Эти два человека были полной противоположностью друг другу.

Несколько в отдалении от трех этих мужчин сидела изящная хрупкая Тамаё. Спокойствие и сдержанность, казалось, еще больше подчеркивали ее красоту. В отличие от того дня, она была одета в черное, и только у шеи выглядывал белый кусочек нижнего кимоно. Она казалась старше, но теперь ее красота стала более одухотворенной.

Фурудатэ сидел немного в стороне от Тамаё. Лицом к Тамаё сидели по порядку: Мацуко, Такэко и ее муж Тораноскэ; их дочь Саёко; Умэко и ее муж Кокити.

Саёко тоже была весьма привлекательной особой и вполне могла бы сойти за красавицу, если бы в этой же комнате не было Тамаё. Рядом с редкой красотой Тамаё внешность Саёко страшно проигрывала. Сама Саёко, видимо, сознавала это, потому что взгляды, которые она бросала на Тамаё, были исполнены угрожающей враждебности. Ее красота скрывала шипы.