Наталья Александрова - Перстень Екатерины Великой

– И впрямь, как неловко она танцует! С чего бы это?

Ответа Воронцовой царица не услышала.

Ей было не до того.

– Вам дурно, государыня? – спросил ее заботливый Апраксин.

– Немного душно, граф! – призналась Екатерина и жестом подозвала Нелидову.

Авдотья поспешно подошла к ней и тихо спросила:

– Что такое, государыня? На вас просто лица нет!

– Худо, Долли, худо! – прошептала Екатерина Алексеевна, скосив глаза на стоящего в стороне Апраксина. – Поясницу ломит – сил нет… кажется, я рожаю…

– Ах ты, господи… – всполошилась Нелидова. – Вам же еще рано, сроки не подошли…

– Видать, слишком сильно корсет затянули! Но что же делать-то? Изверг за мной следит, уйти не позволит! – Императрица показала глазами на Петра Федоровича. Тот то и дело неприязненно посматривал на жену.

– Потерпите немного, государыня, я что-нибудь придумаю! – И Нелидова выскользнула из залы.

Император снова подозрительно взглянул на жену через лорнет и наконец направился в ее сторону.

– Что же вы не танцуете, мадам? – проговорил он нарочито громко. – Глядя на вас, и прочие придворные забыли о танцах!

– Сейчас, государь, – отозвалась Екатерина, обмахиваясь веером. – Здесь немного душно!

– Как же вы бледны! – неприязненно проговорил Петр. – Какой у вас скверный цвет лица! Вы только взгляните на Елизавету Романовну – она свежа, как майский цвет! – Император повернулся к Воронцовой.

– Да где уж мне до нее… – пробормотала Екатерина.

У нее закружилась голова, так что пришлось опереться на руку Апраксина.

Вдруг кто-то из придворных выглянул в окно и громко воскликнул:

– Пожар!

Тут же в зале возникло оживление: император обожал наблюдать за тушением пожаров, для него не было зрелища более приятного и волнующего.

– Где пожар? – воскликнул он, тут же забыв про жену.

– Близко, совсем близко! – ответили ему сразу несколько голосов.

– Шубу! – приказал Петр. – Пойдем смотреть!

Тут же император со всей свитой устремился прочь из бальной залы.

К Екатерине подбежала Нелидова в сопровождении нескольких камеристок, позади них поспешал старый камердинер Василий Шкурин, рядом с ним шла немка-акушерка.

– Как, государыня, можете ли вы идти? – заботливо осведомилась Авдотья.

– Пока могу, душа моя, только надо поторапливаться: схватки уже начались.

Камеристки, поддерживая Екатерину под руки, повели ее в собственные покои. Проходя мимо окна, императрица увидела багровые отсветы пламени, мечущихся в этих отсветах людей с баграми и топорами, толпящихся в стороне зевак, среди которых особняком стояли придворные во главе с императором.

– Как вовремя, однако, случился этот пожар, – проговорила Екатерина, вытирая платком испарину.

– Не сам собою он случился, – вполголоса сообщила ей Нелидова. – Это Василий посодействовал, узнал о вашем бедственном положении и немедля подпалил собственный дом, – Авдотья показала взглядом на верного камердинера.

– Благодарю тебя, Василий Григорьевич! – с искренним чувством проговорила императрица. – Не сомневайся, отплачу тебе добром за верную службу!

– Не беспокойся, матушка! – отозвался Василий. – Не надобно мне никакой иной платы, кроме твоего расположения!

– В оном можешь не сомневаться! – Екатерина замолчала, скривившись от боли.

Проходя по коридору студии, Юрий Борисович Муратов увидел Петра. Тот стоял в углу, прижимая к стене молоденькую статистку, и что-то ей нашептывал на ухо. Девчонка в ответ глупо хихикала.

Муратов поморщился, подошел ближе и окликнул Коваленко:

– Петр Федорович, можно вас на два слова?

Тот покосился недовольно, скривил рот и процедил:

– Это срочно?

– Да, срочно! – отчеканил Муратов.

Петр фыркнул, отлепился от девицы и сказал вполголоса, но так, чтобы Муратов услышал:

– Никуда не уходи, сейчас поговорю с этим старым пнем, и мы продолжим…

Он неторопливо подошел к Муратову и спросил с самоуверенной растяжкой:

– Ну, что еще?

Юрий Борисович толкнул ближайшую дверь. Это оказался пустой кабинет, он вошел туда, дождался Петра и закрыл за ним дверь.

– Ну, в чем дело? – Петр смотрел на старика недовольно.

– Петя… – начал Муратов и тут же поправился, – Петр Федорович, я знаю вас очень давно и на правах старого друга семьи…

– Семьи? – желчно переспросил Петр. – Вы что – не заметили, что семьи больше нет?