Энн Грэнджер - В дурном обществе

— Кроме того, я действовал и в других направлениях бизнеса, — продолжал Сабо. — Как говорится, нельзя складывать все яйца в одну корзину.

Он не объяснил, в каких еще направлениях бизнеса действовал, а я не спросила.

Говорил он то оживленно и бойко, то отрывисто, с большими паузами. Его манеры, как и состояние его психики, начали меня беспокоить. Либо он переживает невыносимый стресс, либо откровенно спятил. Во всяком случае, иметь дело с таким человеком не слишком приятно.

— Я был женат двенадцать лет; считаю себя счастливым, потому что мне необычайно повезло в браке. Когда мы с моей женой познакомились, она была вдовой. У нее был ребенок от первого брака, девочка. Лорен тогда исполнилось шесть лет. Женщине трудно в одиночку воспитывать ребенка, особенно в современном мире, — серьезно заключил он, слегка подаваясь вперед и словно подчеркивая очередную мудрую мысль.

Я невольно подумала о том, что совсем недалеко от нас — что называется, на расстоянии вытянутой руки — можно найти с полдюжины матерей-одиночек, которые могли бы просветить его насчет того, как тяжело растить ребенка в одиночку. Но этот жеманный коротышка, который упивался своим успехом, похоже, считал, что сделал настоящее открытие.

— Я удочерил Лорен и воспитывал ее, как свою родную дочь, — продолжал он, слегка выделив последние слова. — И я горжусь ею, как гордился бы любой отец. Я старался ради нее, как мог. Хорошая школа, уроки танцев, уроки риторики, курсы кулинарии… — не без гордости перечислял он.

Я чуть не ответила ему, что тоже училась в дорогой частной школе и брала уроки актерского мастерства, но ни к чему хорошему это не привело, но промолчала.

— Обязанности по отношению к Лорен удвоились после того, как умерла моя жена. — Его голубые глаза остановились на моем лице и стали ждать моей реакции. — У нее был рак. — Глаза его увлажнились, и у меня неожиданно что-то екнуло в груди. Я надеялась, что он не разревется. Бедняга! Может быть, он так похудел после того, как заболела и умерла его жена. Наверное, поэтому кажется, что пальто на нем с чужого плеча. — После смерти жены я почувствовал двойную ответственность по отношению к Лорен. Я должен был стать ей и отцом, и матерью. Ради своей покойной супруги я обязан был заботиться о ней и делать так, чтобы она ни в чем не нуждалась. Поверьте, я в самом деле старался, чтобы девочка ни в чем не испытывала недостатка. Как я уже говорил, у нее было все — все, что можно купить за деньги. Я об этом позаботился. Ей достаточно было попросить, и она получала все, что хотела. — Сабо снова наклонился ко мне; я поняла, что наклоны заменяют для него прикосновения. Он уже понял, что мне не нравится, когда он хлопает меня по руке, но ничего не мог с собой поделать и пытался хотя бы имитировать физический контакт.

Ну ладно, допустим, я ему поверила. Но я не выдавала своих чувств и пыталась понять, к чему он клонит. Если он заранее подготовился к разговору со мной, а он определенно подготовился, он наверняка знал, что моему отцу тоже пришлось заботиться обо мне, когда мама от нас ушла. Сабо сделал ставку на сочувствие, думая, что я пойму его трудности и усилия, которые он предпринимал, чтобы справиться с ними.

Наверное, он в самом деле делал для приемной дочери все, что мог. Но я не уверена, что потакание всем капризам — лучший способ воспитания. И потом, умел ли он по-настоящему слушать Лорен, как мой папа слушал меня? Знал ли он, о чем она мечтает? Но, может быть, я предвзято к нему отношусь и он просто обожествляет приемную дочь.

Как будто прочитав мои мысли, он пылко воскликнул:

— Она славная девочка, настоящая красавица с добрым характером!

Что ж, даже в нашем жестоком мире должны еще оставаться отдельные образчики женского идеала. Может быть, он держал свою Лорен запертой в высокой башне, как Рапунцель. Лорен, сказал он, было шесть лет в то время, когда ее мать вышла за Сабо, и их брак длился двенадцать лет. Я не знала, давно ли умерла его жена.

— Сколько лет Лорен сейчас?

— Девятнадцать, — ответил он. — Так что она немного моложе вас.

Значит, Сабо знал, что мне двадцать один год. Наверное, он составил на меня целое досье.

Он глубоко вздохнул, как будто сам удивленный своей вспышкой, и снова забился в угол.

— Я добился успеха. Успех возбуждает у некоторых зависть и ненависть, — продолжал он. — Это неизбежно. Я могу с этим смириться. К сожалению, деньги привлекают и внимание другого сорта. — Голос его снова стал тонким и жеманным. — То, что я сейчас вам скажу, нельзя никому пересказывать, понимаете? Не сплетничайте с друзьями.