Энн Грэнджер - В дурном обществе

Мы выбрали один из нескольких засаленных столиков, я положила на столешницу карточку с номером, вытерла сиденье стула и села. Ган положил руки на стол, сдвинув карточку, и сказал:

— Я вот все думаю.

— О чем? — спросила я.

— Допустим, старик действительно видел похищение. Значит, кто-то пропал, так? Жертва, я имею в виду. Возможно, полиция еще не в курсе, но кто-то ведь знает, что девушка пропала! Ее должны хватиться.

— Продолжай… — кивнула я.

У нас было достаточно времени, чтобы все обсудить. Джимми скрылся в коридорчике, и сразу сквозь щель в пространство за прилавком повалили клубы сизого дыма. Я обрадовалась, что Ганеш сменил гнев на милость и наконец начал воспринимать Алби всерьез. Люблю, когда Ганеш подключается к решению той или иной задачи, потому что его рассуждения обычно оказываются разумными.

Так получилось и сейчас. Он прав. Домашняя девушка, которая живет в лоне любящей семьи, не может ни с того ни с сего взять и исчезнуть. Никто не заметит, если исчезну я, кроме Ганеша и, может быть, Дафны. Хотя Дафна, возможно, подумает, что я просто ушла. А если Ган уедет жить в Хай-Уикем, о моем исчезновении он узнает очень не скоро. Неприятная мысль! Фран Варади, девушка, по которой никто не скучает…

— Возможно, похитители сказали ее родным: не звоните копам, а то хуже будет. Родственники, может быть, надеются, что справятся сами.

В словах Ганеша, как всегда, имелось рациональное зерно. Возможно, именно поэтому дежурный сержант отнесся к моим словам так равнодушно. Если бы он знал, что на его участке похитили человека, рассказ Алби, независимо от того, кем он был, сильно всколыхнул бы их всех.

Звякнула микроволновка. Джимми, окруженный клубами дыма, вышел из коридорчика, похожий на инопланетянина в дешевом кино, достал картошку, подошел к нам и царственным жестом поставил перед нами тарелки.

Картофелины были настоящими великанами: пережаренными до светло-коричневого цвета насквозь, с пересохшей шкуркой, сморщенные, тускло мерцающие, как глаза у носорога. Сыр в моей начинке совсем расплавился и превратился в ярко-желтую клейкую лужицу; он залил и салат, который полагался на гарнир. Надо было заказать с бобами, как Ганеш.

— Вот, пожалуйста — кстати, я положил вам побольше салата, — указал Джимми.

Да уж, удружил так удружил. Два ломтика недозрелых помидоров и три ломтика увядшего огурца плавали в желтом сырном море вместе со сморщенным, прозрачным салатным листиком.

— И начинки положил двойную порцию! — с видом необычайной щедрости продолжал Джимми, как будто он — президент Франции и награждает нас орденами Почетного легиона.

Мы испуганно поблагодарили его, боясь, что такая щедрость неспроста. Так оно и оказалось.

Джимми облокотился о стол, обнажив ужасно волосатые предплечья, и обратился ко мне:

— Я все надеялся, что ты зайдешь, дорогуша. Ты ведь у нас актриса, так?

— Д-да… — ответила я. — Но пока не вступила в профсоюз.

— Для того, что я хочу тебе предложить, никакой профсоюз не нужен. У меня есть для тебя работенка!

Ганеш в виде шутки спросил:

— Ей что, придется одеться картошкой и бегать по улице, рекламируя вашу закусочную?

Я сразу пожалела, что он так сказал, потому что такой вариант не приходил в голову Джимми, зато задумался над ним сейчас. Он наморщил лоб.

— А знаешь, неплохая мысль! Может, в другой раз, а?

— Ну уж нет! — отрезала я. Даже за лишнюю порцию салата и сыра.

— В общем, твой дружок почти угадал. Хочешь стать моделью?

— Мне придется раздеваться? — спросила я, потому что, когда предлагают «стать моделью», обычно имеют в виду именно это. Нет, я вовсе не ханжа и не отличаюсь излишней стыдливостью, если речь идет о настоящем искусстве. Но раздеваться на крошечной сцене перед толпой пьяных зрителей, заскочивших по-быстрому пообедать, по-моему, все-таки не искусство. Я сказала Джимми: если он имеет в виду нечто в этом роде, может сразу забыть.

Он даже обиделся:

— Нет, нет, речь не обо мне. У меня есть один знакомый, молодой парень. Его зовут Ангус, и он художник. Он шотландец, как и я. Сейчас ему очень нужны наличные, и я взял его на работу. Он работает по утрам, моет зал, убирает со столов и все такое. Своим искусством он пока ничего не зарабатывает. Но настроен серьезно. И потом, он оч-чень талантливый. — Джимми кивнул и помолчал, давая нам усвоить сказанное.

Ганеш недоверчиво сдвинул брови и переключил внимание на еду.

Но Джимми сосредоточился на мне: