Николай Лучинин - Будни прокурора

И, взвесив все, что ему удалось для себя уяснить за столь короткий срок, Лавров решил в первую очередь внимательно изучить характер жалоб. Именно они помогут понять состояние законности, и, с другой стороны, — нужды, требования, запросы людей.

Количество жалоб, как показал анализ, из месяца в месяц не уменьшалось. И большинство из них говорило о нарушении трудового законодательства, устава сельскохозяйственной артели, об ущемлении жилищных прав граждан. Многие жалобы казались вполне обоснованными. «Надо определить, с каких предприятий поступает наибольшее количество жалоб», — решил Юрий Никифорович и пригласил к себе Корзинкину.

Эта женщина, еще молодая, лет тридцати с лишним, всегда подтянутая, с хорошим умным лицом, сразу понравилась Лаврову. В ней чувствовались деловитость, стремление к самостоятельности анализа и выводов, живой интерес к своей профессии. Иной раз, правда, Юрию Никифоровичу казалось, что Александра Мироновна излишне самоуверенна, и даже тогда, когда ей следовало бы посоветоваться с более опытными прокурорами, не делает этого, ищет своего решения. Но Лавров не считал нужным говорить с ней на эту тему, решив, что при случае она сама на деле убедится в этом своем недостатке.

Корзинкина вошла в кабинет. Южное солнце ярко светило в широкое окно, и женщина, как под прожектором, оказалась в ярком снопе лучей. Отчетливей, чем обычно, сверкнула седая прядь в темных гладких волосах — «военный трофей», как, шутя, говорила Александра Мироновна, когда ее спрашивали о причине столь ранней седины.

Действительно, буквально через несколько недель после окончания десятилетки Шура Корзинкина добровольно ушла на фронт. Домой она вернулась в сентябре сорок пятого года повзрослевшей, возмужавшей, двадцатитрехлетней девушкой в солдатской гимнастерке, в повидавших виды солдатских сапогах и в выцветшей солдатской пилотке, оставлявшей открытый высокий лоб с первыми тонкими морщинками да седину, особенно заметную потому, что лицо Саши было опалено южным солнцем.

Александра Мироновна подошла к столу Лаврова, села и выжидающе заглянула в озабоченные серые глаза начальника.

— Скажите, пожалуйста, — начал он, — с каких предприятий к нам поступает наибольшее количество жалоб? Очень важно установить это, чтобы сразу взяться за самое главное.

— Из стройтреста много жалоб идет, — сказала Корзинкина. — Часто жалуются на руководителей промышленной страховой кассы. Вообще же, Юрий Никифорович, я не готова к этому разговору, я просто не занималась таким анализом. Если нужно…

— Да, да, Александра Мироновна, по-моему, даже очень нужно, — перебил ее Лавров. — К кое-каким выводам я уже пришел, разбирая жалобы, но полной картины пока нет. Подготовьте, прошу вас, эти данные. Как вы думаете, сколько времени вам на это нужно?

— К среде, наверное, сделаю.

— И наиболее характерные жалобы отложите, пожалуйста, я их просмотрю.

После ухода Корзинкиной Лавров просмотрел почту и занялся уголовным делом, по которому милицией привлекался к ответственности за хулиганство рабочий городского строительного треста Константин Можайко.

«Выйдя из автобуса, — гласил протокол, — Можайко допустил нецензурную брань и ударил гражданина. Несмотря на предупреждение, сделанное работником милиции, Можайко продолжал выражаться…»

«Но достаточно ли данных для предания Можайко суду?» — думал Лавров. Продолжая читать материалы дела, Юрий Никифорович обратил внимание на характеристику Можайко, присланную в милицию начальником строительного участка.

«Можайко плохо относился к работе, совершал прогулы, неоднократно появлялся на работе в нетрезвом виде, дезорганизатор производства, в обращении с сослуживцами груб, плохо поддается воспитанию, в общественной работе никакого участия не принимает, производственную программу не выполняет…»

Другие документы говорили о том, что ранее Можайко не судился. Служил в Советской Армии. Образование у него — семь классов, женат… «Нет, надо бы еще проверить, насколько верна эта характеристика? Если все подтвердится, тогда и пошлем дело в суд. Пока еще мы слишком мало знаем об этом парне…» — решил Лавров. И, сняв трубку, Юрий Никифорович позвонил секретарю партийной организации городского строительного треста.

— Ах, это тот Можайко, который привлекается к уголовной ответственности? — сразу вспомнил секретарь. — Как же, как же, слышал… Скверная история, товарищ прокурор! Я и сам собирался к вам завтра с утра заехать. Представьте себе, — толковый работник, быстро освоил профессию, ежемесячно перевыполняет производственные нормы, ни в чем дурном не замечен, — и вдруг такая история! А мы, было, хотели его бригадиром сделать. И квартиру ему дали. Что случилось — сам не пойму, ко жалко мне парня, прямо вам скажу.