Ирина Комарова - Смерть по фэн-шуй

– Где камера?! – рявкнул Володя.

– Ритка, ну покажи ты ему камеру, – попросил Гоша. – Видишь, не в себе человек. Отодвинь лиану, что тебе, трудно, что ли?

– Мне не трудно, – неуместно хихикнула я, разводя в стороны пластмассовые гирлянды. – Только камеры тут нет.

– В каком смысле нет? – Гошка с недоумением уставился на меня.

– В смысле, что пусто тут. – Я похлопала ладонью по стене.

– То есть как? Камеры правда нет?

– Судя по всему, – неожиданно подал голос Миша, – вашу камеру украли.

– А я о чем толкую! – Я наконец спрыгнула на пол.

– Глупости. – Гошка немедленно залез на тот же многострадальный стул и тщательно обследовал стену. Через минуту он сделал неутешительный вывод: – Нету камеры. Стибрили. Госпожа Кулиничева!

– Ну вот, опять смерть вышла, – невпопад ответила наша клиентка. Появление полиции и суматоха с поисками камеры прошли мимо ее внимания.

– Татьяна Викторовна!

– Что? – вздрогнула она и уронила карту.

– Где камера? – коротко рявкнул Гоша.

– Была там, – так же коротко ответила Кулиничева и для верности показала пальцем.

– Сам знаю, что была. Я спрашиваю, где она сейчас?

– Не знаю. – Татьяна Викторовна подумала и добавила: – Я не брала.

– Рощина, имейте в виду, – зловеще предупредил Стрешнев. – Я человек незлобивый и добро помню, я к вам всегда со всей душой! Но если вы тут какую-то аферу затеяли, я вас честно предупреждаю…

– Да подожди ты. – Гошка спрыгнул со стула и сел на него. – Дай подумать.

– Украли ее, – снова тихо подсказал Миша. – Если была и нет, значит, точно украли.

– Черт побери. – Гошка растерянно взлохматил волосы. – Такого в моей практике еще не было. Чтобы воры сперли камеру, поставленную для наблюдения за ворами? Нет, такого не было.

– Глупо получилось, – согласилась я. – Даже рассказать кому-нибудь неудобно.

– Так вы что? – Еще несколько секунд Стрешнев с недоверием смотрел то на меня, то на Гошку, потом расхохотался. – У вас правда камеру увели? Вот это да!

Собственно, к подобной реакции я была готова – нет сомнений, что, когда эта история станет широко известна (а в том, что она разнесется по городу очень быстро, сомнений нет), очень много людей, и тех, что хорошо к нам относятся, и тех, что нас не любят, получат огромное удовольствие, смакуя ее и пересказывая друг другу.

– А чего ты радуешься? – не сдержала раздражения я. – Тебе же хлопот прибавилось. Стояла бы сейчас камера на месте – ты бы запись прокрутил и поехал за убийцей. А теперь фигушки. Будешь работать по полной программе.

– Так разве я радуюсь? Я наоборот, я возмущаюсь, – счастливым голосом заверил меня Стрешнев. – До чего преступники наглые пошли! Раньше, бывало, камеры наблюдения били, но чтобы воровать? Полное падение нравов. Вы как, заявление о краже писать будете? Мы вообще-то такой мелочовкой не занимаемся, но по старой дружбе…

– Иди к черту, – хмуро перебил его Гоша.

Довольный Володя хлопнул его по спине.

– Ладно, раз уж вы так оскандалились, придется нам действительно по старинке работать. Давай, чтобы время зря не терять, ты мне сейчас все расскажешь – что вы тут делаете, зачем камеру ставили, что интересного успели увидеть. Миша, Сережа, – на мгновение отвлекся он на подчиненных, – что стоите? Цирк закончился, начинайте осмотр. Итак, я слушаю. – Стрешнев снова вернулся к нам.

– Ритка тебе все расскажет. – Гоша встал и присоединился к Мише, который присел на корточки рядом с Долли.

– Расскажу, – послушно кивнула я. – Тебе паспорт нужен?

– Я твои данные наизусть помню, – отмахнулся Володя. – Давай по делу. И со всеми подробностями.

– Какие тут подробности! Кулиничева Татьяна Викторовна, наша клиентка, – я кивнула в сторону женщины, склонившейся над пасьянсом, – хозяйка этого магазина. Она заподозрила одну из своих продавщиц в воровстве и попросила нас поставить камеру слежения, чтобы поймать воровку с поличным. Мы поставили камеру вчера утром. Вечером сменили карту, а сегодня… сегодня сам видишь.

– Угу, вижу, – откликнулся Стрешнев, не отрывая взгляд от листа бумаги, на котором прилежно записывал мои показания. – А покойница у нас кто?

– Та самая продавщица, Дарья Лагутина… но она предпочитала, чтобы ее называли Долли, – зачем-то добавила я.

– Кого это теперь волнует, – философски заметил Стрешнев, начиная новую страницу, – почерк у него был крупный. – На вчерашней видеозаписи что-нибудь интересное было?

– Для нас – нет, – безмятежно ответила я. – Долли ничего украсть не пыталась.