Филипп Макдональд - Конец мечты

Джон Гаровей должен был приехать в Эль Монро Бич незадолго до полудня. Пока машина спускалась с холма к маленькому городку, приютившемуся на берегу бухты, ограниченной с одной стороны скалами, а с другой — холмами с редкими домами, впереди открывался весь ландшафт. Джон, который жил здесь с раннего детства, практически не замечал окружающих красот. Но для его спутника все было новым, удивительным и волшебным.

Пассажира звали Гейвин Родс. Он был его преподавателем английского языка и другом. Высокий, широкоплечий, хорошо одетый, Родс носил вещи с некой небрежной элегантностью. Красивое, умное лицо с чувственными губами, которые, словно стягивались в полоску, когда он задумывался. Волосы его уже серебрились на висках. Глаза сверкали, пока он с удовольствием оглядывался вокруг.

— Восхитительно, совершенно восхитительно…

— Я был уверен, что вам понравится. Подождите вида с другой стороны. Там еще красивее.

— Неужели, мой мальчик.

Он любил называть людей, которых любил, «мой мальчик» или «моя девочка» в зависимости от пола. Он продолжал осматриваться, не скрывая восхищения, но когда машина притормозила у подножия холма рядом с отелем Эль Морро, Родс вдруг обеспокоено спросил:

— А вы позвонили матери, Джон?

— Ой-ой! — лицо юноши стало озабоченным. — Совсем вылетело из головы. Но не стоит беспокоиться. Мама ничего не скажет. Она любит неожиданности.

— Нет, Джон, — тон был непререкаемым. — Остановитесь и поищите телефон. Быть может, ваша мать и любит неожиданности, но я не собираюсь быть гостем-сюрпризом.

До дома можно добраться по частной дороге, которая под прямым углом сворачивает с приморского шоссе. Все это принадлежит Гаровеям, в том числе серый дом с зеленой крышей и окружающий владение сад.

Миссис Гаровей была в саду и стояла на верхней ступени лестницы, вырубленной в скале и почти вертикально спускавшейся к пляжу тридцатью метрами ниже. Она разглядывала изумрудный океан, золотой песок и крохотные силуэты отдыхающих. У нее на руке висела корзина, наполненная цветами. Это была женщина лет пятидесяти, худощавая, отлично сложенная, которой никак нельзя было дать ее года. Простодушное личико с ровными чертами. Она была очень мила в молодости и сохранила обаяние, благодаря великолепным темным глазам.

Когда раздался телефонный звонок, она бросилась в дом.

— Алло! Джонни? Ты где, мой милый? Ты уже должен был быть дома! — она долго слушала, и улыбка, превращавшая ее в юную девочку, исчезла с ее лица. Да, Джон. Я счастлива познакомиться с твоими друзьями… Но я старая глупая женщина. Я расстроилась, что не смогу располагать тобою только сама. Ну, ладно, привози его.

Она медленно положила трубку и медленно направилась в кухню.

— Поставьте еще один прибор, Молли. Мистер Джон привез на уик-энд своего друга.

Было шесть часов и солнце осыпало золотом море и Тимбер Коув.

Джон и Гейвин лежали на простынях у подножия скал. Они молчали, наслаждаясь миром и спокойствием, теплом и безмолвием, которое нарушали лишь рев океана и пронзительные крики чайки.

Гейвин приподнялся на локте, посмотрел вокруг и спросил:

— Джон, неужели вы не ощущаете того, что вас окружает, мой мальчик? Дом… сад… бухта. И к тому же, святилище.

— Я знал, что вам понравится. Но святилище? Какое?

— Дорогой мой мальчик! — рассмеялся Гейвин. — Убежище от всего, что нам обоим не нравится. Шум, суматоха этого проклятого века и водородная бомба! Мне хотелось бы остаться здесь до конца жизни. Уже, наверное, около шести.

— Пора возвращаться. Гейвин, вы же не обязаны уезжать в понедельник. — Джон встал и подобрал простыню.

Гейвин легко вскочил на ноги. По сравнению с ним Джон выглядел неуклюжим и тяжелым.

— Боюсь, надо. Меня ждут Стоуны. Я хотел бы остаться, но… — он улыбнулся.

— Пошлите телеграмму, что заболели, — предложил Джон.

— Не упрямьтесь, мой мальчик.

Тон был резким. Гейвин отвернулся и стал подниматься по вырубленной в скале лестнице, но Джон догнал его.

— Не сердитесь, прошу вас…

Гейвин остановился, оперся о столб с надписью «Частное владение» и рассмеялся:

— Вы забываете, что я маниакальный старец. Простите.

На лице Джона появилось облегчение.

— Я был неловок. Просто сказать, что, если мать выглядит несколько отстраненной… напряженной… то она просто очень робка. В это трудно поверить, но…

— Джон, Джон! Это не имеет никакого отношения к вашей матери. Она очаровательна. Но будет неловко, если я своим отказом обижу столь высокого деятеля университета, как Боб Стоун. Вы, юные плутократы, не совсем понимаете ситуацию экономически зависимых людей, которым поручают ваше воспитание.