Виктор Пронин - Смерть Анфертьева

- Я, пожалуй, пойду его принесу, - сказал Вадим Кузьмич, поднимаясь.

- Не надо, - Наталья Михайловна повелительным жестом усадила мужа в кресло. - В таком виде он уже никому не нужен. Танька, марш спать. Укладывайся, я сейчас к тебе приду. Давай-давай! А теперь, Вадим, слушай меня внимательно. Я, кажется, рада, что все это произошло, это придало мне решимости. Прости, Вадим, но скажу сразу - ухожу от тебя.

- Прямо сейчас? - жалобно улыбнулся Анфертьев.

- Нет. Там идет дождь. Вот дождь кончится, и уйду. Я сыта. Всем, что можно найти в этом доме, всем, чем я питалась столько лет... Сыта.

- Надеюсь, ты не голодна?

- Смотря что иметь в виду. Картошки мне здесь всегда хватало. Но если говорить о... Если говорить о тепле, участии, понимании... Все это я получала по скудным блокадным пайкам.

- Тебе где-то предложили более сытую жизнь?

- Не надо, Анфертьев. Не надо. Этим ты меня не обидишь. Да и не тот случай, чтобы к таким приемчикам прибегать. Я все сказала всерьез. Таньку забираю. Квартиру будем разменивать. Все остальное решим в рабочем порядке. Вопросы есть?

- Нет. Все ясно.

- Анфертьев, не дуйся, - Наталья Михайловна подсела к мужу на подлокотник кресла, потрепала по волосам. - Все правильно, Вадим. Рано или поздно это должно было случиться. Я получала время от времени анонимки с твоего завода.

- Какие анонимки? - встрепенулся Анфертьев.

- Писали про какую-то Свету... Есть такая?

- Есть, ну и что?!

- Ничего. Я поняла только, что ты смотришь по сторонам... но безучастно. Не знаю, как далеко у вас зашло, да и не важно. Речь не об этом. Это я так, к слову. Вадим, я хочу сделать еще одну попытку.

- Сделай, отчего же не сделать... Прекрасно тебя понимаю. Я тоже недавно попытался кое-что изменить... Но попытка кончилась печально.

- Ты хотел уйти от меня? - ревниво спросила Наталья Михайловна.

- Нет, к сожалению, я действовал не столь решительно и не в том направлении. Как я сейчас понимаю, это была ошибка. Возможно, твой путь более правилен. Возможно...

- Темнишь, Анфертьев, - Наталья Михайловна взяла его лицо в ладони и повернула к себе. Вадим Кузьмич зажмурил глаза, не мог он сейчас смотреть в глаза жене, не мог.

- У вас все решено? - спросил он, не открывая глаз.

-Да.

- Коллега?

-Да!

- Небось надежды подает?

- Подает.

- Всем?

- Нет, - Наталья Михайловна убрала руки с головы Анфертьева, и, кажется, навсегда. - Только тем, кто в этом нуждается.

- Кроме надежд, он еще что-нибудь подает?

- Да. Пальто с вешалки.

- Но пальто из мешковины?

- Естественно. Но знаешь, это тот случай, когда даже мешковину приятно надеть на себя.

- Это уже серьезнее, - кивнул Анфертьев, словно уяснил для себя что-то важное. - Я тоже ухожу.

- К кому?

- С завода ухожу. В театр.

- Тоже будешь пальто подавать?

- Нет. Я не в гардероб. Буду актеров фотографировать.

- Билетик как-нибудь достанешь?

- Зачем? Проведу черным ходом. Посидите со своим официантом и на приставных стульях.

- С каким официантом? - Наталья Михайловна вскинула бровь.

- Ну... Который все подает. Особенно надежды. Скажи ему, пусть не забывает тарелки подогревать. У них там, за бугром, - Анфертьев ткнул большим пальцем в спину, там, где была балконная дверь, - только на горячих тарелках подают. Умеют люди жить.

- Не надо, Вадим. Не надо. Сегодня это ни к чему.

- Где мне ложиться?

- Можешь... там, где обычно.

- Это ему не понравится. Возьмет да и подаст не то...

- Какой-то ты сегодня не такой, - Наталья Михайловна пристально посмотрела на мужа. - Я думала, ты будешь вести себя иначе.

- Догадываюсь, как ты представляла себе наш разговор. Но что делать, сегодня я не могу себя вести иначе, не могу уговаривать тебя, просить подумать, не могу щипать Таньку, чтоб громче рыдала... Нет сил. Да и не хочу. Видишь ли, у меня такое ощущение, что сегодня произошло нечто более существенное...

- Да? - протянула Наталья Михайловна озадаченно. - Что же именно?

- Не знаю. Говорю же - ощущение. Такое у меня ощущение.

Анфертьев подошел к окну с таким чувством, будто перед ним нет стены и достаточно сделать один шаг, чтобы сорваться в сырую темноту, вслед за каталогом.. Но вряд ли ему повезет упасть на землю, нет, его подхватит ветром, и, пронзаемый каплями дождя, он полетит сквозь подворотни и проезды, над булыжниками и трамвайными рельсами, его втянет в дыры метро и выбросит из канализационной трубы где-нибудь за городом...

Он еще стоял в своей комнате, а сбоку тоже образовалась пустота, стена исчезла, и, не глядя в ту сторону, он знал, что там стояла Света, и вместо Квардакова зияет черная дыра, и оттуда холод, усиливающийся ветер. Не просто осенний ветер, не просто зимний ветер, а какой-то стылый, будто из промерзшего подвала, и ветер обдувает его со всех сторон, и нет от него защиты. Ветер рвет его жиденькие одежки, продувает их насквозь, вышибает слезы из глаз, а он стоит на крохотном скользком пятачке, открытый ветрам и взглядам...