Виктор Пронин - Высшая мера

- Старик, - обернулся к нему Апыхтин, - извини, но тут дело мистическое…

- Загробное? - усмехнулся сосед.

- Нет, просто мистическое… Извини. Мы сейчас выйдем отсюда, и я куплю тебе бутылку, какую только пожелаешь… Договорились?

- Не купишь.

- Спорим? - Апыхтин протянул широкую ладонь.

- На что?

- На ящик греческого коньяка.

- И чтобы выиграть ящик, ты купишь мне бутылку?

- Старик, тебе не угодишь. - Апыхтин обратился к своей закуске.

Все в этот день было полно для Апыхтина каким-то действительно мистическим значением. И смотровая площадка монастыря, с которой было видно море, леса, горы, и худые монахи в черных одеждах, и могила архиепископа, и даже мимолетный спор с туристом. Уже когда Апыхтин направлялся к своему «мерседесу», он, подкравшись сзади, успел схватить его за локоть.

- Товарищ дорогой, а обещанная бутылка? - Сосед по столу улыбался широко и красномордо, видимо, было у него кое-что с собой, от одной рюмки самогона такой румянец не возникает.

- Извини, старик, - сказал Апыхтин, - я тут не вижу магазинов… Но не отрекаюсь от обещанного. - Он вынул и протянул мужику десять долларов. - Хватит?

- Вообще-то маловато…

- Да? - удивился Апьгхтин. - Ну что ж… - И он протянул вторую десятку. - Теперь-то уж хватит?

- Да как сказать…

- Старик, ты плохо кончишь! - резковато сказал Апыхтин. Почему-то он был уверен - так и будет, так и будет. Что-то давало ему сегодня уверенность, что-то над ним сегодня светилось. Денег он мордатому не дал, сунул их обратно в карман. И опять знал - поступает правильно. В полном согласии с древними законами, по которым он стал жить, не зная самих законов.

Когда через несколько дней, уже в аэропорту Пафоса, маясь от безделья в ожидании самолета, Апыхтин встал на багажные весы, он ужаснулся. Стрелка показывала не сто десять килограммов, к которым он привык за последние годы, а только девяносто. Причем на плече у него болталась достаточно тяжелая сумка, он был одет, обут, и дело происходило сразу после обеда. Значит, весил он около восьмидесяти пяти, если не меньше.

- Ну, ты даешь, старик, - пробормотал он озадаченно и пошел искать зеркало. Нашел в туалете. Из Зазеркалья на него смотрел совершенно незнакомый человек. Он лишь знал, твердо знал, что этого человека зовут Апыхтин Владимир Николаевич. Поджарый молодой детина с короткой стрижкой и трехнедельной щетиной вместо бороды понравился Апыхтину. Он вдруг ясно и четко понял, что на этого человека можно положиться, он кое на что способен, на такое, на что никогда бы не решился тот бородатый, толстобрюхий банкир с волосами по плечам, которым он был совсем недавно.

- Ну что ж, - пробормотал Апыхтин, - ну что ж… Пусть будет так… Если так случилось, значит, так и должно было случиться.

Что-то зрело в Апыхтине, что-то менялось, и ему нравились превращения, которые с ним происходили. Направляясь к трапу самолета, он вдруг осознал - у него другая походка. Легче, порывистее. Он мог оглянуться на ходу, а раньше не позволяла масса. Перепрыгнув через лужу на взлетном поле, Апыхтин рассмеялся про себя - раньше он бы обошел эту лужу.

В ресторане «Пуп Земли» чувствовался дух неуловимой криминальности. Человек опытный, кое-что повидавший в жизни сразу ощущал наличие второго дна. Не все здесь было ясно и, очевидно, не все было просто и открыто. Настораживали перешептывания, переглядки, жесты, которые посылали время от времени официанты - не то успокаивая своих клиентов, не то предупреждая о какой-то неожиданно возникшей опасности. Многое подразумевалось с полуслова, заказы делались кратко, словно речь шла о чем-то всем хорошо известном. Кандауров был весел, здесь все его знали, ему кричали что-то, он отвечал тоже громко, не пытаясь говорить потише.

Юферев шел за ним с явной подчиненностью, так ведет себя провинциал в столичном ресторане, куда привел его дальний родственник. Он все принимал как должное, ничему не удивлялся, но все замечал, не мог не замечать, поскольку место было странноватое, а он оказался здесь впервые.

- Где сядем? - обернулся к нему Кандауров.

- Вон вроде столик свободный.

- Здесь будет тот столик свободный, который нам понравится, Саша. Давай в уголочке приземлимся… Мы все видим, нас сложнее рассмотреть… Опять же, никто не подкрадется, а?

- Бывает, что сзади подбираются?

- А зачем мне об этом думать - бывает или не бывает, часто или не очень, здесь или в другом месте? Зачем, Саша? Могут подобраться? Могут. Значит, я должен это предусмотреть. Потому и жив до сих пор. Ты вот тоже жив, значит, правильно ведешь себя. А некоторые ведут себя плохо, можно сказать, отвратительно. Результаты нам с тобой известны. Согласен?