Алина Егорова - Колдовской оберег

– Манжетов! Едрид Мадрид! Ты еще и недоволен?! Тебе радоваться надо, что ты так легко отделался – всего лишь отчислением! – ворчал замдекана на нерадивого студента. Павел Ильич ходил по кабинету, стараясь не смотреть в сторону лежащего на столе подписанного приказа об отчислении. – Понимаю, обидно вылетать с четвертого курса. Думаешь, мне не жаль с тобой расставаться? Жаль, еще как жаль! Ты ведь хороший парень, учишься прилежно, не то что другие, – листал он зачетку Манжетова, пестрящую «отлично» и «хорошо». – Но я ничего не могу поделать – так решил Резаков, а он своих решений не меняет.

Осип Манжетов совсем сник, он еще надеялся остаться в институте, а тут получается, что все – приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Ректор института Петр Игоревич Резаков имеет крутой нрав, он и за незначительный проступок может отчислить, попадись ему под горячую руку, а уж за то, что совершил он, Осип Манжетов, «расстрел» был гарантирован.

– И академку тебе не оформить – вот что паршиво! Ну что ж, отслужишь в армии, а через пару годков милости просим на третий курс. Зачислить тебя на четвертый, увы, не получится. Таковы правила. Радуйся, что не на первый. А то глядишь, из армии тебя раньше выгонят с твоими-то руками, – подбодрил Осипа Павел Ильич.

Манжетов посмотрел на свои руки – обычные, в общем-то, руки, с длинными пальцами и аккуратно подстриженными ногтями. Но эти руки неделю назад уронили гордость факультета – череп медведя, которого подкармливал сам Крузенштерн. Череп при ударе о бревенчатый пол институтского музея раскололся на мелкие части и ввиду своей ветхости восстановлению не подлежал.

– Я все склею! – в ужасе бросился собирать остатки бывшего медведя Осип, надеясь исправить положение.

– Нет! Только не ты! – зашипела на него лаборантка – молодая, очень некрасивая женщина с неправильной дикцией, из-за которой ее речь напоминала змеиное шипение. Она и сама, в больших круглых очках, с косой на затылке, походила на кобру. Лаборантка тоже надеялась реанимировать раритет.

Весь факультет вместе с преподавательским составом знал о феноменальной способности Манжетова все ронять и ломать. Делал он это не нарочно, так получалось само собой: случайно рвал билеты на спектакль и на автобус, а когда склеивал, выходило неаккуратно, так что лучше бы не склеивал вовсе; постоянно бил посуду, в его руках ломались даже гвозди! Парню старались не давать прикасаться к оборудованию, не просили что-нибудь принести-унести, подержать, подать, особенно когда речь шла о хрупких вещах. И уж, само собой разумеется, никто бы ему не позволил брать в руки музейный экспонат, но недоглядели, и Манжетов взял его сам.

– Я только посмотреть хотел, как он снизу выглядит, – оправдывался Осип.

– Теперь уже никак! – зло шипела лаборантка.

Манжетова отчислили очень быстро, так что он сразу попал под еще не закончившийся весенний призыв. Из-за того, что юноша учился на археолога, полковник из военкомата лихим росчерком шариковой ручки отправил его в инженерно-саперные войска. Более неподходящих войск для Осипа сыскать было трудно, но поняло это командование поздно. Первые сомнения в пригодности Манжетова к воинской службе возникли у старшины, когда молодой боец не справился с заправкой постели. Как ни старался Осип, у него выходило из рук вон плохо. Не помог даже принцип «не можешь – научим, не хочешь – заставим». Боец не вылезал из нарядов, где вреда от него было больше, чем пользы. Вместо мытья полов он размазывал грязь, а картошку уничтожал в ведре с помоями, вместо того чтобы ее чистить. Если бы не четыре курса института за плечами и отличные показатели по теории на учебных занятиях, Манжетова заподозрили бы в умственной неполноценности. Может, прикидывается, чтобы не служить, или хуже того – саботирует с целью подрыва обороны страны? – предполагали командиры. Только зачем таким изощренным способом? Гранату швырнул не вперед, как положено, а за спину. Благо та была учебной, но лицо сержанта отутюжил, за что тут же получил сдачи. Собирая автомат, Манжетов сломал его с первой же попытки, а на стрельбище прострелил себе ладонь. Ранение было плевым – пуля не задела кость, но после восстановления в армейском медпункте командование решило комиссовать горе-солдата ради собственного спокойствия.

Осип вернулся в институт, но не на третий курс, как ему обещал замдекана, а на первый, и на вечернее отделение вместо дневного. За год, отданный им вооруженным силам, в институте сменился декан факультета, а новая метла метет по-новому – Павла Ильича попросили уйти. Новый декан не пожелал принимать во внимание тот факт, что Манжетов уже отучился семь семестров, и раз он был отчислен, значит, неспроста, и такой должен поступать в их вуз на общих основаниях, то есть начинать учебу с первого курса.