Екатерина Лесина - Кольцо златовласой ведьмы

Выбирала кольцо Вика долго, придирчиво, и для себя, и для маменьки, с которой все равно придется мириться. Гарик прав. Переехать. Неделю пожить, а там… с Гариковой помощью или без нее, но Вика от них съедет. Кольцо на пальце придавало ей уверенности, что все будет именно так.

Человек увидел старуху издали.

Она дремала в тени, сидя на грязном коврике, ни дать ни взять – нищенка. Ложь! Человек точно знал, что деньги у нее есть, и много. Старуха отличалась скупостью и вряд ли успела растратить состояние мужа. И было бы справедливо, если бы это состояние отошло к нему.

В конце концов, все по закону.

– Здравствуй, – сказал он, присаживаясь рядом. Человек решил быть вежливым. Старухи любят вежливых родственников. Особенно старухи одинокие и стоящие одной ногой в могиле. – Это я. Я тебе писал.

Она не отвечала.

– Звонил.

Она притворялась, что не понимает.

Она отрезала себя от прошлого и теперь не желала восстанавливать связь. Разве это справедливо?

– Мне от тебя ничего не надо. Я лишь хотел взглянуть на единственную родственницу…

…ложь, но она вряд ли об этом узнает. Россия далеко. А старуха давно в маразме.

– Уходи.

Уйти? О нет, не для того он ехал сюда! Не для того искал ее, годами собирая информацию по крупицам. И человек не сдвинулся с места.

– Я знаю, что тебе надо, – пожевав губами, сказала старуха.

– Увидеть тебя. Понять, что я все-таки не один. Ты же знаешь, как тяжело быть одному.

Ему казалось, так будет проще. Он нравился женщинам, вне зависимости от возраста. Симпатичный, обаятельный, умеющий пользоваться этим обаянием, он всегда чувствовал себя хозяином положения. А теперь растерялся. Ошалевшая от одиночества и близости смерти старуха не спешила признавать в нем единственного родича, ту самую кровь, которая не водица. Отец как-то обмолвился, что она всегда была эгоистичной стервой, и, видно, знал, о чем говорил.

– Вы отказались от мужа и сына. А ваш сын отказался от меня. Бросил.

– И что? – В блеклых глазах – ни тени сочувствия.

Не будет она, в отличие от многих прочих, жалеть сироту. Отца ведь не пожалела, ни тогда, ни потом, когда уже могла вернуться. Или их сюда позвать. Как было бы замечательно уехать… человек много раз представлял свое детство иным. Без опостылевшей деревни, без дедовой развалюхи, которая почему-то именовалась усадьбой, и никак иначе. В «усадьбе» этой – кухня, комната и кладовая. А туалет – и вовсе на улице. Зимой дверь примерзала, а летом над сортиром клубились мушиные рои. Воняло… и от ненасытных свиней тоже воняло. А кроме этого, имелся огород, который надо было полоть, поливать, окучивать… и деревянный пол – его приходилось выскабливать добела, иначе дед злился.

Он и без чистого пола злился.

Пил потому что. Сначала тайком, укрывая бутылку в зарослях малины, потом уже открыто.

Отец приезжал редко. Привозил вещи. Иногда – конфеты. Чаще книги, которые были человеку неинтересны, как неинтересна была и учеба в школе. Но он все равно учился, пребывая в глупой уверенности, что, если он станет отличником, отец его заберет с собой…

…старуха смотрела на него.

Молчала.

Она украла его детство! С этими вот пропыленными, пропеченными улочками. С изрезанным волнами морским побережьем, куда бегала купаться местная детвора. С посиделками во дворе. С обязательным послеобеденным сном и крикливыми соседками… отец бы открыл лавчонку, мелкую и приносящую лишь формальный доход, но дающую ощущение занятости. И потом, обустроившись, он женился бы на местной женщине, смуглокожей и темноволосой, с громким голосом, вспыльчивым характером и хорошим приданым.

Главное, у него появилась бы семья.

Он почти поверил, что старуха – вот же тварь, сидит, щерится беззубой улыбкой – украла эту самую семью, а с нею – и саму его жизнь.

– У тебя есть братья, – сказала она.

– Не родные.

– И сестра.

– Они… они чужие. Всегда такими были.

– Понимаю. И не волнуйся. Я не обошла тебя в завещании… никого не обошла.

Значит, и тех тоже?

Воры! Что они сделали, чтобы найти ее? Ничего. Не они вели разговоры с дедом, упрямым, склочным и норовившим обложить их всех матом. Нажравшись, он песни орал. А трезвым был и вовсе невыносим. Не они, выйдя на итальянский след, перебирали год за годом, город за городом, выискивая среди местной пыли ту самую золотую крупицу.

Не они, в конце концов, приехали сюда, чтобы взглянуть ей в глаза.

И не только за этим.

– Но если ты хочешь получить хоть что-то, сделай то, зачем пришел, – сказала старуха.